Плейлист волонтера

Картина такова: мальчик, 12 лет, сбежал сегодня, прихватив немного денег. Пацан довольно боевой, лазал по забросам. Забросы ближайшие уже осмотрели, осталась только легендарная Ховринская больница, но в нее пока не суемся, нет на то указаний. Для начала проверим друзей, больницы и подъезды. Нам достаются подъезды.

Схема действий такая: пришел, прилепил ориентировку, оставил человека внизу (чтобы бегунок, который может там прятаться, не сбежал от тебя) и пытаешься войти в подъезд. Войти внутрь ночью – сложно, ведь почти на каждой двери домофон. Нужно звонить в первую попавшуюся квартиру или искать код. Код в 90 % случаев нацарапан где-то на стене в радиусе трех метров. Почтальоны, курьеры, бомжи и подростки специально оставляют пометки, здорово упрощая себе и нам жизнь.

Московские подъезды, их черные лестницы по ночам – это настоящая галерея быта и нравов. Как только ты вошел, поднимаешься на последний этаж и шуруешь вниз по лестнице, проверяя все лестничные клетки. В это время ты можешь увидеть: спящих бомжей, трахающихся людей, задумчивых курящих стариков в креслах на балконе или прямо на лестничной площадке, пьяницу или героинового наркомана, который спит враскоряку прямо на ступеньках, и много чего еще. Если на секунду остановиться и задуматься, то в этих персонажах можно разглядеть себя или узнать своих знакомых; типичность этих лестниц порождает типичность обитателей и – даже шире – типичность судеб вокруг. Но тебе некогда остановиться. Все это мелькает перед тобой, шприцы хрустят под ногами, двери хлопают, этаж пролетает за этажом, ты спешишь, потому что за ночь нужно проверить десяток, а порой и более подъездов домов высотой в 9, 12, 16 этажей. Метод абсолютно бестолковый, как показало время: вместо того чтобы добыть больше информации, в данном случае выполняется большой объем работы. В этом смысле очень русская тактика. Абрамс оказался человеком ленивым и предпочитает все время стоять внизу. Он пасет два подъезда сразу, пока мы с Хрупким прочесываем их.

Выполнив задачу, возвращаемся в штаб, в надежде отправиться домой на встречу с Джеком – но увы. Жора не сидел на месте и уже добыл информацию, что ребенок порой бывал в Ховринской заброшенной больнице. Поэтому большой группой, человек 12–15, отправляемся туда.

ХЗБ – это фонтан приключений. 10 этажей, 100 тысяч квадратных метров добротных обледенелых лестниц без перил, огромных холлов с пустыми шахтами лифтов, с какими-то стремными сатанинскими знаками, надписями Энкаунтера и Дозора на стенах и отовсюду торчащей арматурой. ХЗБ стоит посреди стройплощадки, заросшей деревьями. По периметру – ненадежная охрана, и собаки, мать их, орда диких собак и еще несколько сторожевых на цепях. И этим тварям не лень февральской ночью броситься на тебя. Сторожевые собаки расположены по хитрой схеме – на длинный стальной трос, натянутый между забором и зданием (метров 20–30), надета цепь, и голодная злая тварь может бегать вдоль троса.

Не знаю, какими стальными яйцами должен обладать двенадцатилетний пацаненок, чтобы туда сунуться. Но русские дети вообще безбашенные. Оглядываясь на свое детство, я всегда изумляюсь той веселой смеси глупости и смелости, которая жила во мне; еще иногда боюсь, что эта смесь не погибла.

Чудом отогнав стаю диких собак и обогнув при помощи сторожа псов на цепях, мы входим в ХЗБ. В группе много моих знакомцев – и физик Гущин, и Киса, и Татарка. Часа через два работа сделана – все-таки любое здание «закрыть» с тактическими фонарями и навыками не так уж и сложно, – и мы собираемся у выхода.

– Эта больничка мне родину напоминает. Холодно, бетон, лёд, снег, и нихуя кроме этого.

– А ты откуда?

– Из Магадана.

Так я узнал о том, что, кроме бедности, закалило Хрупкого, который поражал своими легкими кедами рядом с большинством в высоких берцах.

Минимум задач выполнен – и мы отправляемся пить.

Приятно после долгой беготни приземлиться на пуфик и потягивать виски. Правда, мое настроение не совпало с желаниями Хрупкого. Он быстро опрокинул стакан в себя и начал рассказ, ради которого, как оказалось, всё и затевалось.

– У меня есть девочка… Мила… она просто охуенная. В Балахе ее нашел, но не суть. Такая, блять, любовь. Она ко мне на Алтай ездила…

– Ты ж с Магадана?

– Потом уехал… мать от отца ушла, вышла за бандита, и свалили. Не суть. Мила. Блять. Вот хорошая. Ну блять, ну почему… Друзья у нее – идиоты; прикинь, в баню ходит с мужиками.

– Эм… это типа как в сауну?

– Да не… Да хуй знает. Да вряд ли. Просто ебань: друзья, художники, блять, широких взглядов все эти нахуй. Я ей говорю: какого хуя? Она не прекращает. Квартиру вот снял. Зачем? Вместе жить. Она – никак. Дома с родителями. Люблю ее – пиздец. Сейчас вот опять упиздошила куда-то с друзьями. Хуй знает где, хуй пойми зачем… Мы уже 5 лет вместе. Но вот такая хуйня.

– Хрупкий, это странно. Если она так к тебе после стольких лет… Надо либо установить правила, либо нахуй.