Плавучий театр

— Разве я сказал «она»? Но все равно! Я попытаюсь.

Он вышел.

За эти годы Магнолия привыкла никогда не спрашивать, откуда у Гая появляются деньги, и никогда не жаловаться на отсутствие их. Они часто обсуждали вместе вопрос о том, где бы им достать несколько долларов. Они часто брали в долг и часто давали в долг. Все это было в порядке вещей. Все это вполне соответствовало веселой, беспечной, беззаботной жизни одним днем, которую они вели в Чикаго. Но жизнь эта изменилась. Изменился и Чикаго. Собственно говоря, от прежнего Чикаго не осталось и следа. На его месте появился другой — холодный, строгий, чинный город.

Конечно, Магнолия вполне освоилась с денежными кризисами. Но все же она была достаточно умна, чтобы понять, что на этот раз это был не кризис, а, действительно, катастрофа.

«Надо выпутаться!» — сказал Гай. Но как? Выхода, по-видимому, не было. Люди, у которых он мог прежде взять взаймы, находились теперь в таком же плачевном положении, как и он. Источники их существования иссякли. Все игорные дома были закрыты. «Есть один человек, которому я не раз оказывал услуги когда-то. Она должна помочь мне…» Страшное подозрение мелькнуло у Магнолии. Оно было до такой степени ужасно и неприглядно, что она попыталась отогнать его. Но подозрение это уже не желало уходить. Магнолии казалось, что она видит недобрый оскал чьего-то рта, нашептывающего отвратительные вещи.

Она снова взялась за шитье, стараясь сосредоточить свои мысли на Ким. Девочка уже спит. В большом монастыре на Уобиаш-стрит царит холодное безмолвие. Французский язык, рукоделие, хорошие манеры, рисование, белые монашеские платки, синие платья, длинные темные коридоры, бледные лица, желтые восковые свечи, статуи святых, по ночам превращающиеся в фавнов… Вдруг раздается какой-то стук. То один из святых уронил свои четки на холодный блестящий пол… И это вовсе не четки… Это якорь «Цветка Хлопка».

Магнолия проснулась. Ее разбудили ножницы, соскользнувшие на пол с колен. Лицо ее было заплакано. Она выпрямилась, вздрогнула и снова взялась за шитье. Должно быть, уже поздно. Магнолия привыкла бодрствовать до двенадцати, до часу, до двух. Но сейчас, конечно, еще позже (ее золотых часиков, которые обычно лежали на комоде, давно уже нет). Об этом говорили ей густой мрак за окном, тишина комнаты, зловещее молчание грязных стен. Дешевенькие часы, стоявшие на полке, остановились. Стрелки на них показывали двадцать минут третьего. Нет, двадцать одну минуту третьего. Она сама не знала, зачем ей понадобилась такая точность.

Перед самым рассветом пришел Равенель. За окном уже стало слегка сереть. Магнолия не узнала его легкой походки. Он стал зажигать лампу. Но еще прежде, чем свет ее упал на его лицо, Магнолия скорее угадала, чем увидела непривычное для нее выражение его глаз. Впервые за их совместную жизнь Гайлорд Равенель был пьян.

Магнолия села в кровати, взяла платок, лежавший у нее в ногах, и зябким движением набросила его на плечи. Равенель держал себя с большим достоинством, даже чуть-чуть торжественно. Он слегка покачивался, взгляд его был мутен.

— Выпутался! — сказал он, как бы продолжая разговор, начатый в девять часов вечера. Он аккуратно поставил в угол тросточку с набалдашником из слоновой кости, скинул пальто, сюртук, не забыл снять шляпу. Это показалось Магнолии просто диким, тем более что обычно он раздевался и одевался в высшей степени тщательно. Слегка покачиваясь, он вынул из кармана туго набитый бумажник и бросил его на кровать. Рука его немного дрожала.

— Сосчитай! — сказал он резко. — Десять бумажек по сто долларов каждая и еще десять бумажек по сто долларов каждая. Итого двадцать. Всякий, кто скажет, что я ошибаюсь, — лжец. Две тысячи долларов. Не б… будете ли вы так добры сосчитать их, миссис Равенель? Надеюсь, — у него был важный и вполне деловой тон, — надеюсь, я сосчитал п… правильно.

Кутаясь в платок, Магнолия Равенель смотрела, словно зачарованная, на маленький кожаный бумажник. Но все-таки она не дотронулась до него.

— Две тысячи долларов? — спросила она.

— Н… надеюсь, я сосчит…тал п-правильно…

Речь Гайлорда становилась все менее внятной.

— Откуда они у тебя, Гай?

— Не все ли равно? Я выпутался!

С некоторым усилием Гайлорд расстегнул жилет. Он безостановочно зевал. У него был вид человека, который тяжким трудом заработал право на отдых.

Магнолия пристально смотрела на мужа. Лицо ее напоминало в эту минуту рисунок, сделанный тушью: белые щеки, громадные глаза, черные волосы.

— Ты взял эти деньги у Хетти Чилсон?

Гай не снял, а сорвал с себя воротничок. У него был оскорбленный вид. Не рассерженный, а именно оскорбленный.

— Как ты можешь говорить такие вещи, Магнолия! У милой старой Хетти я взял только одну тысячу. Ни цента больше. Потом я пошел к Шиди и выиграл тысячу. Мне адски повезло. Ведь там рулетка! Я не спец… ц… циалист по этой части. Не л… люблю рулетку. Др…ругое дело фараон! Ар…ристократическая игра! Т…тысячу у Хетти… другую на рулетке… выиграл… Т…тысячу… Тыс…

Он упал на кровать.