Плавучий театр

— Я должен ехать, капитан. До тех пор пока вы не найдете кого-нибудь подходящего, любовников будет играть Фрэнк. Может быть, я вернусь. С режиссурой отлично справится Док.

— Фрэнк никогда не будет играть любовников! — твердо заявила Парти Энн. — Это мое последнее слово, Хоукс.

— Об этом не может быть и речи! Хороший любовник, нечего сказать, вышел бы из Фрэнка, у которого вместо головы еловая шишка, а ноги под стать слону. Послушайте, Шульци. Вы слишком давно на сцене, чтобы не понять, что ваш отъезд ставит меня в крайне затруднительное положение. Ни один актер не сделал бы этого.

— Вы совершенно правы. Я сам бы ни за что не сделал этого. Только ради нее! Когда она ушла от меня, я написал ей: «Если я буду нужен тебе, позови меня и я приеду». Я ей нужен. Она зовет меня. Я должен ехать.

— Надо подумать и о нас, — сказала Парти. — Что же это в самом деле! Сперва Элли, потом вы! После стольких лет службы! Хорошая парочка, нечего сказать!

— Не надо, Парти!

— Не выводи меня из терпения, Хоукс. Ты всякому готов позволить сесть тебе на голову!

— Я ведь уезжаю только потому, что нужен ей, — снова стал объяснять Шульци, чуть не плача. — Она больна. Здесь, в Новом Орлеане, вам нетрудно будет найти любовника. Ручаюсь, по набережной бродит добрый десяток актеров, которые лучше меня. Кстати, я был только что в порту и случайно разговорился там с одним парнем. Узнав, что я актер с «Цветка Хлопка», он сказал, что ему случалось выступать на сцене и что актерская жизнь пришлась ему по вкусу.

— Еще бы! — проворчала Парти. — Еще бы не по вкусу! Вы говорите так, будто «Цветок Хлопка» — какой-нибудь второразрядный театришка! Новый Орлеан кишит бездельниками которые…

Шульци молча указал на молодого человека, небрежно прислонившегося к большому ящику. Вооружившись старым биноклем, капитан Энди внимательно посмотрел на высокую стройную фигуру.

— На вашем месте я бы потолковал с ним, — заметил Шульци.

Капитан Энди опустил бинокль. Он был явно удивлен.

— Гм! Пожалуй, неудобно предлагать ему служить в плавучем театре. Ведь он джентльмен.

— А ну-ка! — сказала Парти, протягивая руку за биноклем.

Любопытство ее было задето. Она в свою очередь стала разглядывать молодого человека, которому пришлась по вкусу актерская жизнь.

Осмотр был всесторонний, хотя и очень быстрый.

— Может быть, это и джентльмен. Хотя человека в дырявых башмаках вряд ли можно назвать джентльменом. Не скажу чтобы он мне особенно понравился. Но раз уж Шульци выкидывает с нами такую мерзкую шутку, нам, по-моему, не следует быть слишком разборчивыми. На твоем месте, Хоукс, я бы сейчас же сошла на берег и поговорила с ним.

Глава девятая

В этот день Магнолии суждено было впервые увидеть Гайлорда Равенеля — элегантного бездельника, отлично сшитый костюм которого издали казался шикарным, а в действительности был уже сильно поношен. Обладая исключительным изяществом, он производил впечатление богатого человека. Только при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что дорогое сукно его костюма потерто, на тонком полотне рубашки кое-где дырки, а шляпа — красивая серая шляпа, надетая немного набок, — довольно грязна. С палубы «Цветка Хлопка» его можно было принять за сына какого-нибудь богатого луизианского плантатора. В тот момент это был только промотавшийся игрок. Все его состояние заключалось в очаровательной тросточке с набалдашником из слоновой кости, с которой он ни за что не расстался бы, так как она была его талисманом и приносила ему счастье (правда, счастье временно изменило ему, но, как истый игрок, он верил, что в ближайшем будущем его ждет удача). Второю вещью, которой он дорожил, было кольцо с голубым бриллиантом.

Беда Гайлорда Равенеля заключалась не только в том, что он был без гроша. Через несколько часов он должен был покинуть Новый Орлеан, раки, креолки, розы и вино которого ему были очень по душе. Со всем этим ему надо было распрощаться, во-первых, потому что начальник полиции Нового Орлеана, Валлон, охваченный внезапным припадком добродетели, приказал всем профессиональным игрокам в течение двадцати четырех часов покинуть город, а во-вторых, потому что Гайлорд Равенель год тому назад совершил убийство.

Нет, это не было хладнокровное убийство или убийство в порыве бешенства — инстинкт самозащиты заставил его спустить курок за секунду до того, как это неминуемо сделал бы его противник. Это было доказано, и суд оправдал его. Тем не менее суровые власти Нового Орлеана не желали терпеть его присутствия в городе. К вечеру он должен был уехать во что бы то ни стало.