Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2017

и проекции в разнотравные степи,

разве вьющийся и зудящий над ухом хориямб,

чья цена – отсыревший порох,

да и как спасти – поди-ка вспомни

имя автора по борту или притолоке застенка…

2

Пригород-карусель

выкрошен из памяток и коловратных бесед

и обещан с любого отшиба —

с окрика о картавом пароле кого-то из петушиных,

с треснутого на тысячу примечаний,

перезвонного переулка,

где наигрывают бравое утро —

на плошках с разным градусом чая

и на ставленных в окна вверх и вниз весельем

иммортелях, песьеглавых и домоседах,

кто отличны торбами ожиданья —

стаи широкополых дневных изданий,

созревания урожая и полного облысенья,

писем с фронта, паденья цен, выхода вандалов,

выигрыша – и воскресенья…

Или – с лета, идущего через

полированный сквозняками школьный корпус,

а навстречу ему стекольщик —

кто из них ловчее?

Сыплют мертвыми и живыми порошками,

сортируют казни и собирают камни

для примерного побиванья лени,

раздвигают стены – на бездонные изреченья,

и с тех пор заунывно ждут схождения вразумленья.

3

Так и пригород – дядя Большой Глоток

уповает, что кто-нибудь милосердный

обойдя несметный глаз караульных,

стянет ось событий, их соль, точнее – сердце

и зароет жгущее – в пригород, в пятый том,

запечет в драгоценный ковчег, посеет

в убранную в серебряный колос урну

у перрона, и в светофорный, нет – самоцветный столп,

в общем – в вечный толк…

Михаил Попов Стихотворения

Попов Михаил Михайлович – поэт, прозаик. Род. в 1957 г. в г. Харькове. Автор четырех сборников стихотворений и многих книг прозы. Произведения переводились на китайский, французский, английский, немецкий, арабский языки. Лауреат премии СП СССР за лучшую первую книгу (1988), им. И. А. Бунина (1997), им. А. П. Платонова «Умное сердце» (2000), Правительства Москвы (2002), Гончаровской премии (2009), Москва-ПЕННЕ (2011), Горьковской премии (2012), Большой литературной премии России (2017). Член высшего творческого Совета союза писателей России. Преподает в Литературном институте им. Горького.

Смерть Вергилия

Поверхность гавани никогда не бывает гладкой,

Вёсла стряхивают искры заката в воду,

Корма триремы оснащена палаткой,

На пристани полтора Рима народу.

Толпа встречающих занята параллельно

Сотнями дел, там и воровство, и злословье,

Вергилий прибыл к ним, но лежит отдельно,

Врачи у него в ногах, а смерть в изголовье.

Жизнь завершается, можно сказать, галопом,

С какой стати он стольким и стольким нужен!

Он единственный, кто догадывается, что там за гробом.

И вот уже вечер, и уже съеден ужин.

В его присутствии уже не брякнешь – мементо…

Душа над телом в потоке закатной пыли,

Человек стремительно становится монументом,

Он слишком велик, чтобы его любили.

Вот так прибывая, мы все-таки убываем.

Вергилий вошел в гавань, что из этого выйдет…

Его практически нет, но мы изнываем,

По тому, что он знает, а может быть, даже видит.

Двойное взятие Рима 410 и 457

Рим распахнул небрежно все ворота,

И не с надменным, с равнодушным видом,

Впуская внутрь себя за готом гота.

Кровавый штурм стал вежливым визитом.

И дикари в рубахах домотканых

Мечей своих не трогали из ножен,

Среди камней его бродили странных,

Рим был вокруг и он был невозможен.

Они явились к глыбе Колизея,

Считая, что явились ненавидя,

И вот стоят, робея и глазея,

И явно в нем невиданное видя.

Дивясь громадным термам Каракаллы,

И всем геометрическим махинам,

Постигли готы – готы не шакалы,

Чтоб тявкать над сраженным телом львиным.

В молчании стоял необоримом

Король Аларих потный и патлатый,

Он как музеем насладился Римом,

Не тронув ни одной из древних статуй.

Но что должно случиться, то случится,

Снесут и статуи и даже пьедесталы,

Рванув за золоченой черепицей,

Вторыми прибежавшие вандалы.

«Как будто из леса ты вышел к обрыву…»

Как будто из леса ты вышел к обрыву,

Стоишь и даешься растеряно диву.

Вот шел себе, шел средь стволов и валежин,

Ты был заблудившимся, стал безнадежен.

В пути через лес всяких трудностей пропасть,

Но чтобы внезапно подобная пропасть…

Ни дна не видать, ни моста подвесного,

И ни навигатора тут, ни «Связного».

И нет, это ясно, обратной дороги,

Да нет и желанья вторичной мороки.

И что же дружище тогда остается,

Когда тебе жизнь твоя не удается.

Сперва, удержись дорогой от порыва,

С «идите вы все!» оборваться с обрыва.

А после цепляясь за камни руками,

Ползи, балансируя камнем на камне.

По самому краю, по самому краю…

В ушах: «Я храню тебя, а не караю».

«Он обмакнул перо в страдание…»

Он обмакнул перо в страдание

И вызвал в душах потрясение,

Какое мощное предание!

Сердец погибших воскресение!

Он обмакнул перо в фантазию,

Чтоб возбудить умы обычные,

Сочли – он склонен к безобразию,

Питает мысли неприличные.

Он обмакнул перо в иронию,

Сочли, что родиной гнушается,

И кровь имеет он воронью,

Над всеми нагло возвышается.

Он обманул перо в страдание,

И вызвал слезоотделение,

Прекрасно разошлось издание,

И благодарно население.

Он обмакнул перо в уныние.

Стихи зачитаны, замацаны,

Хотя все сплошь в заемном инее

Из Северянина и Надсона.

Он обмакнул перо в веселие,

Сдал юмор на переливание,