Ликует и плачет старушка Земля
И нюхает розы.
И думает: – Вот они, дети мои,
Как любят друг друга!
Согрело их мудрое слово змеи.
Спасибо, змеюга.
А ветер поёт, как Орфей и Баян,
Ветвей не ломая.
По жёлтым полотнам плывёт караван,
Той песне внимая.
– О, мы не погибнем в походе, друзья,
Не надо молиться!
По радио утром сказала змея:
«Давайте мириться».
От снежной земли до песчаной земли,
До крайней границы
Весёлые праздники дружно взошли,
Как стебли пшеницы.
Салюты в столице, гармошки в селе!
Ах, друг мой,
Гляди же,
Как ласточки-птицы слетают к земле
Всё ниже и ниже…
А был уже седой…
Совсем уж был седой.
Всё грелся на завалинке с утра.
И был уже плохой,
Совсем уж был плохой,
Давно рукой махнули доктора.
А вот старухи шли,
Которым ближний свет, —
Присядут, покряхтят, заговорят:
Вот к этой едет сын,
А этой писем нет
Из города который год подряд.
Но он умел сказать.
Он так умел сказать…
Мол, потерпи, хозяйка, как-нибудь.
У почты свой секрет,
Ведь почту нужно ждать
Так ты уж… не того… не обессудь.
Покуривал, шутил, по-мягкому, не зло.
И сам-то не жилец (в глазах круги),
Полухолодный сам, откуда брал тепло,
Которого хватало на других?
И умер, как сидел, с махоркой и клюкой.
Замёрз старик. Кого тем удивишь?
Как люди говорят: «Совсем уж был плохой,
А всё тянул, не поддавался, ишь…»
Теперь уже не то. Живём – ни дать ни взять,
Всё как-то пусто без него в селе.
А он умел сказать. Он так умел сказать…
Найди теперь такого на земле.
В саду сиреневый дымок,
В кармане горсть конфет,
А на дворе замок… замок —
Хозяйки дома нет.
А где она и рядом кто?
И собачонка вслед
Ехидно лает: мол, ну что,
Прошляпил ты, поэт?
Она ушла не за водой
И не с тобой, а с тем.
А мне плевать, я молодой,
Я сам конфеты съем.
Ну вот и дожди подоспели большие,
В полях догорело жнивьё.
У этого дерева ветви чужие,
А сердце моё.
А сердце моё.
А листва облетела,
В земле обретая жильё.
Нельзя говорить: «Не моё это дело».
Ведь сердце моё.
Утихла над домом грачей перепалка.
И нынче, не знаю с чего,
Не знаю с чего —
Только дерево жалко
Сильней, чем себя самого.
Что делать, родные? Окончена жатва.
Дождёмся весёлого дня.
Что делать, родные?
Мне дерева жалко,
А дереву жалко меня.
Кудрявое резвое чудо,
Смеясь, семенит по лучу.
– Как звать тебя, мальчик?
– Иуда.
– А хочешь малины?
– Хочу.
Ешь горстью, и смейся беспечно,
И щёки измажь, и чело.
– А денежку хочешь?
– Конечно.
Вот с этого всё и пошло.
Ночь. Прогулки по полю.
Разговор на крыльце.
Только глупости помню,
Только глупости все.
Ночь.
И слышно спросонок,
Что от тайных обид
Вся земля, как волчонок,
В лунный омут скулит.
Потихоньку.
Не споря
С тяжкой долей своей.
И не хватит нам горя,
Чтоб скулить вместе с ней.
Он не врёт, неумытый кочевник,
На здоровье пеняя свое.
Говорит, собирался в деревню,
Да, видать, не дошёл до неё.
Не дойти до небесного града,
Не присесть царским гостем к столу.
Но для каждого русского зада
Место есть на бетонном полу,
Где хрустят перебитые кости
В спёртой сырости долгих ночей.
Где мы все – неумытые гости
Для суровых своих сторожей…
Старый аист вернулся пустой.
Замечтавшись о местности отчей.
Уронил он над глушью лесной
Несмышлёный горячий комочек.
Струйка ветра добычу взяла,
Понесла, как соломинку волны.
И небесный кузнец два крыла
Отковал под сверкание молний.
И тогда понесло, понесло
Вдаль с пылящею звёздной артелью,
И осталось далече село,
И избёнка с пустой колыбелью.
Где ты нынче, родное дитя?
Мать твоя у окна постарела.
А, бывало, плясала и пела
Босиком под гармошку дождя.
В неприступно-далёком краю
Пожалей.
И, как жизнь молодую,
Отыщи ей сестрёнку свою.
Положи в колыбельку пустую.
Твои рассыпанные зёрнышки
Дыханьем чистым сквозь дымы
Всходили вновь на самом донышке
Переполнявшей душу тьмы.
Скорбящее за человечество,
О, как ты терпишь каждый день,
Моё Небесное Отечество,
Свою поруганную тень?
Проходим, каблуками не стуча.
А сельский храм без свечек невозможен.
А в сельском храме
Каждая свеча –
Она чуть-чуть на ангела похожа.
Их чистоту не разумеет мозг.
Но сердце зрит и тает понемножку.
И падает
С незримых крыльев воск
В заботливо подставленную
плошку.
Пока меж нами длилась драма,
Там, за окном, все эти дни
Шёл снег устало и упрямо,
Как будто бы солдат с войны.
Снегирь ел крохи из кормушки,
Печной дымок струился ввысь.
Пора, пора, друзья-подружки,
Смотреть серьёзнее на жизнь.
И украшать полезным делом
Свой ясный и короткий век.
И землю чувствовать всем телом
Как этот к ней летящий снег.
Что, казалось бы, в жизни случится,
Но вчера из вечерней зари
Вылетали огромные птицы,
Как крылатые фонари.
В голубую и душную темень
К моему подлетали окну.
И стояло песочное время,
Упираясь в песчинку одну.
Поделились таинственным светом…
И, почуявший с ними родство,
Стал я добрым теперь человеком.
Хоть и прежде-то был ничего.
Птица плакала над рощицей,
Бабка охала во сне.
Ванька-встанька с хитрой рожицей
Улыбался на окне.
Улыбался тихо, ласково
И косил через бочок
Голубого цвета глазками
Ангелочек-дурачок.
Ночь. И на сырой завалинке
Сторожил добычу кот.
Ночь была такою маленькой,
Вот вздохни – и уплывёт.
Вспомню памятью мгновенною
Свет оконный на кустах.
Было всё обыкновенное
Прочно на своих местах.