Плавучая станица

— Смотря каким рыбам. Я уже нашел в Лебяжьем десятки видов. Вот поглядите тетрадь. Тут все записано и даже срисовано. Я сам рисовал. Вот. Веслоногие рачки, коловратки, всякие водоросли. Они все имеют свои научные названия, только их не запомнишь.

Витька расхрабрился и презрительно скривил рот:

— Планктон — ерунда! Мы уже газовый и соляной режим озер изучали, прозрачность воды измеряли, а я даже бентос глядел.

Не дожидаясь вопроса, Витька покровительственно улыбнулся:

— Знаете, что такое бентос? Это — население дна. Личинки комара-дергуна, червей, мотыли и всякая дребедень. У нас есть озеро, называется Иловатое, так в нем этого самого бентоса кишмя кишит. Хочете, я покажу банку?

Груня нахмурилась и остановила словоохотливого Витьку:

— Ладно, Витя! «Хочете»! Хватит!

Назаров подошел к девушкам, тронул рукой аппараты, посмотрел икру.

— Кто ж это все придумал?

— Инспектор наш, товарищ Зубов, — слегка краснея, ответила Груня, — он и руководит этим делом.

— А где он сам?

На секунду задержав взгляд на Груниных зарумянившихся щеках, секретарь сказал задумчиво:

— Ваш председатель сказал мне, что вы подумываете о постановке опытов по гибридизации рыб. Это возможно?

Груня помедлила:

— Возможно. Правда, я не смогу объяснить как следует. Оплодотворение достигается не только среди представителей рыб одного вида. В природе есть помеси среди осетровых, карповых, сигов. На севере искусственно скрещивают речную камбалу с морской. Значит, человек может сам выводить новые ценные породы рыб. Понимаете? Так же, как Мичурин выводил новые плоды. Все это очень важно для будущего рыбного хозяйства. Вот мы и хотим поставить такие опыты.

— Что же для этого нужно?

— Нужны подходящие условия, целый ряд приборов, помещение, аппаратура, нужна помощь ученых…

Назаров подмигнул Мосолову:

— Ишь ты! А председатель небось вам скажет, что Мичурин не так начинал. Правда, Кузьма Федорович? Мичурин, дескать, начинал на пустыре, на клочке брошенной земли, без всяких консультаций. Расскажи им, товарищ Мосолов, утешь их, пусть в амбаре поработают.

Тося спокойно взглянула на секретаря и сказала с достоинством:

— Мичурин начинал свои опыты в старое время, Тихон Филиппович, а мы работаем в советском обществе, в колхозе. Большая разница.

Назаров тронул Мосолова за плечо:

— Слышишь, председатель? Чувствуешь, о чем речь идет? Это прямо к тебе относится. Надо людям помочь. Они затеяли не шуточное дело. Тут не отделаешься старым амбаром.

Выйдя с Мосоловым, секретарь осмотрел амбарчик снаружи и кивнул головой:

— Это не пойдет, Кузьма Федорович. Раз у людей желание есть и они заговорили о заводе, надо завод строить. Понятно? Вы его за месяц построите, это ведь не «Запорожсталь» и не домна. Соберите собрание, побеседуйте со старыми рыбаками, станичную молодежь привлеките. Так? Стройматериалы мы достанем, кое-что вы в кредит возьмете. Я поговорю с Антроповым, пусть соберет коммунистов, мобилизует на это дело актив…

Вечером Груня встретила Зубова в избе-читальне и рассказала ему о разговоре с секретарем райкома.

— Ты понимаешь, — взволнованно зашептала Груня, увлекая Василия к стоявшей у окна скамье. — Назаров так разнес нашего Кузьму, что тот не знал, куда ему деваться. Витька слышал, как Тихон Филиппович на улице отчитывал председателя: «Вы, говорит, должны рыбозавод строить, а не игрушками заниматься… Надо, говорит, станичную молодежь мобилизовать на это, коммунистов собрать…»

— Ну, а Кузьма что? — посмеиваясь, спросил Василий.

— Не знаю, он больше молчал…

У стола, склонившись над газетой, сидел Захар Петрович Бугров. Он, видимо, слышал все, что говорила Груня, ухмыльнулся и сказал, разглаживая газетный лист:

— Ваш Кузьма — неплохой мужик, только тяжеловат на подъем, и голова у него работает наподобие гранаты замедленного действия.

За окном, на обрамленном тополями асфальтированном круге, танцевали парни и девушки. Невидимые за деревьями, ладно вели тихую мелодию вальса баян и скрипка. Еле слышные звуки баяна, казалось, неслись откуда-то издалека, из звездной глубины ночи, зато скрипка, грустя и радуясь, пела так, точно близкие струны по-человечески внятно выпевали ласковые слова о молодом гармонисте, который до рассвета бродит по темным деревенским улицам и нежной песней тревожит сон любимой девушки.

— Хорошо играют, — задумчиво сказал Зубов.

— Это Егор Иваныч с Худяковым, — отозвался Бугров.

— Какой Егор Иваныч?

Сложив газету, Бугров подошел ближе:

— Наш казачок, станичник. Золотые руки. Послушайте, что он своей скрипкой делает…

Тихонько шурша подошвами по гладкому асфальту, у окна плавно кружились пары: девушки в развевающихся праздничных платьях, парни-рыбаки в черных пиджаках и небрежно расстегнутых рубашках. Девушки танцевали легко, с упоением, чуть-чуть откинув стан, словно собирались улететь куда-то; их шелковые юбки шелестели, раздувались, как разноцветные паруса, и крепкие руки парней все сильней увлекали девушек в горячую круговерть танца.