Старики в большом почете у молодежи, которая, видимо, в большинстве случаев следует их советам и наставлениям. Мы сперва полагали, что туземцами управляет глава или вождь по имени Тирату. О нем мы впервые услышали в бухте Поверти; его почитали как вождя все, с кем мы встречались к северу и западу от мыса Киднапперс, вплоть до залива Пленти. Эта территория достаточно велика для туземного вождя. Жители восточного побережья, говоря о резиденции своего предводителя, всегда показывали в глубь страны, на запад. Я полагаю, что он жил вблизи залива Пленти и что все хиппы, или укрепленные пункты в этой области были пограничными поселениями, которые либо принадлежали Тирату, либо были построены, чтобы обороняться от него. Первое предположение мне представляется более верным. Если это так, то возможно, что по бухте Пленти проходит крайняя западная граница его владений, ибо на берегах залива Меркьюри туземцы не признают его своим властелином, точно так же, как и в областях, лежащих далее к западу и югу. Где бы мы ни высаживались, с кем бы ни говорили, нам обычно отвечали, что туземцы, живущие недалеко отсюда, их враги [156]. Мне думается, что местные жители разобщены на группы, постоянно враждующие между собой. Все же их поступки и поведение по отношению к нам доказывают, что это храбрые, честные и воинственные люди, которым неведомо, что такое предательство. Всегда, когда бы ни являлись к нам туземцы (а порой они до этого не только не видели, но и ничего не слышали о нас), они приходили в самых больших каноэ, порой вмещающих 60, 80 и 100 человек. Неизменно при этом они захватывали с собой лучшую одежду, которую надевали, приближаясь к судну. В каждом каноэ обычно сидел старец, а порой два и три, с алебардой или боевым топором, или иным знаком различия. Такие престарелые туземцы всегда командовали своими соплеменниками и были лучше одеты.
Приблизившись к кораблю на расстояние брошенного камня, туземцы останавливались и кричали: «haromai harenta a patoo age», [Haere mai, haere ki uta hei patu ake], что означало «идите к нам, идите на берег, и мы убьем вас нашими
Трудно поверить, но нам везде и всюду твердили, что туземцы съедают своих врагов, убитых в сражении. Очевидно, это так, ибо то, что нам удалось увидеть, подтверждает эти слова. Тупиа, питавший отвращение к подобному обычаю, очень часто спорил с туземцами, но они всегда упорно защищали этот обычай, не допуская и мысли, что поступают плохо. Вполне разумно предположить, что люди, у которых есть этот обычай, очень редко, а может быть, и совсем не щадят побежденных в бою, поэтому они сражаются не на жизнь, а на смерть [157]. Серьезным доводом, подтверждающим это предположение, являются рассказы людей пролива Королевы Шарлотты, которые говорили нам, что за несколько дней до нашего прибытия они убили и съели людей, приплывших к ним в лодке. Безусловно, что все люди, бывшие в лодке, или та часть из них, которая осталась в живых, видя, что им не справиться с превосходящим их численно противником, сдались в плен. Головы этих несчастных туземцы хранили как трофеи. Они притащили нам на показ четыре или пять голов. Одну из них м-р Бенкс купил или, точнее, заставил продать, ибо расставались туземцы с ней крайне неохотно и в дальнейшем ни за какую цену не показывали нам подобных трофеев.
Пища населения не отличается разнообразием: корни папоротника [158], собачье мясо, рыба, дикая птица — главные ее виды, ибо здесь не разводят ямса, таро и бататов. Местные жители приготовляют пищу так же, как и туземцы островов южных морей: они жарят собак и крупную рыбу в ямах, вырытых в земле; мелкую же рыбу, птицу, моллюсков варят на костре. Корни папоротника нагревают на огне, затем разбивают деревянными молотками на плоском камне, после чего едят, причем туземцы высасывают сок и клейкую массу и выплевывают мочковатую часть. Папоротники очень похожи (а быть может, они того же вида) на наши горные разновидности.