Платоника и Плутос

Слышатся удары волн о скалы неприступных изваяний,

Пенятся курчавые приливы наступая, то бросаясь в бегство торопливо.

Море есть мор, ибо ничто земное

Не способно жить в глубинах черных и пещер запрудных,

Где чудища морские обитают, последние драконы.

Иных гигантов средневековье сократило в доспехах грузных,

И ныне в почве кости ящеров томятся, оставив троны,

Музеи украшают, их не по-джентельменски старят

В каждом человеке лик Бога светоносно различим.

Утром средь первых лучей и ночью в сумраке тенистых крон,

Всюду ощущается Его заботливое бденье, но порою неразличим,

И воля кажется Его несправедливой в примирении сторон,

Заполнен зеваками перрон, созерцаем мир и созерцаем внутрь себя.

Кого мы видим там, кого провозгласим царем?

Творца, одному Ему душу предадим, с жалостью коря

Он сотворил нас, ведая о том, что оные созданья распнут Его крестом,

Явил спасенье, ценою терпенья и прощенья, поруганья.

Воскрес в третий день, смерть поправ и адовы врата.

Освободил души праведных Изначальный Безначально.

Поныне, с того дня, разделится всё живое, и человек, ибо яко трава,

Дни жизни его скоротечны, а мысли невольностью беспечны.

И Ариана, обуреваемая мечтами к обрыву приблизилась слегка.

Думы грусти ее разум возмутили и она

Смотрела вниз с утеса, духу оглашая безумные слова.

“Позволь покончить мне с собою и тогда

Мы будем вместе, душами парить над облаками.

Смерть лишь мгновенье боли и утраты, а после

Ты станешь различим моими эфирными очами”.

Поэт путь ей преградил бесплотной рябью, в пылком чувстве

Воспротивил Арианы дерзновенье и поспешил в добре

Наставить: “Жизнь тебе дарована не для того, а ради самой жизни.

Ты не себя убьешь, а душу мою ты растворишь во тьме,

Если прыгнешь в море, если будешь несчастна, в унынье лжи.

“…Живи” – сей заповедью я окончил путь земной.

И ты, ангел мой, не помышляй о самоубийстве вероломном.

Ведь рядом я, поместивши в сердце, всюду буду я с тобой.

Не пренебрегай советом беспрекословным.

Для любви времен не существует и меняющихся пространств,

Любовь есть вечность, и для любви слов смерти нет.

Любовь блаженное из всех возможных царств.

Так мыслит твой верный друг, твой любящий поэт”.

Ариана боле об исходе скором не помышляла.

Ведь ожиданье обогащает счастье, лета сплетутся в радости венки.

На солнце молочная кожа ее блистала, белокурым ангелом, святая,

Ариана виделась поэту, крылья произрастали из ее спины,

Или то была света причуда преломленья.

Взлетит, вот-вот, казалось, дабы звездою стать на небосклоне.

Но ставши кроткой вновь, приняла она обет смиренья,

Светлые ее глаза взором радужным в небесном тоне,

Ярче светил небесных казались, линии фигуры в изяществе стройны.

То не виденье, она виденье наяву.

Творец деву сотворил – как царицу красоты,

Олицетворенье доброты, на всем человеческом веку

Во всем миру не сыщешь дивно прикрас более достойных оку.

Вдохновенье сотворяет дева и сердце возмущает опьяненьем,

Так пленительны ее духи, трель голоса лаской одухотворяет оду.

Дева – божественной красоты явленье, являет рождая воплощеньем,

И зримо отворяет замыслы Творца.

“Благодарю Господи, ибо Твоею волею Ариана весною рождена,

Твое лучшее творенье, что видели мои глаза слепца.

Господи, в одного Тебя Ариана с рожденья влюблена.

Но не ревную я, ибо она, Твоя”.

Проникновенно несоразмерностью начал идейных,

Рвется слог, играя с вихрем памяти убого незабвенной,

Отрывки помнятся, клочки бумаги в закромах несметных.

Мозаика или витраж в окне скрепленный жизни бренной.

Любуйтесь красками мгновений!

Сердце хрупкий механизм устало перебирает четки ребра,

Решетка не позволяет освободиться от уз тесных заточений,

Сердцу бы чувства огласить радостным биеньем бешеного стука.

Но дремлет убаюканная песнью юга в стороне погибших островов.

Щедроты всполохов мечтаний развеют тяготы разлуки.

Прорываясь сквозь колоннаду серости полутонов,

Рисует иные жизни без клеветы и без удушающей поруги.

Всякий творец – изгнанник – глаголет фатум,

Нищета судьбы с достатком воображенья,

В сравненье с Вселенной – всего лишь атом.

Но словно бог для малого творенья мирозданья.

Изымите кисти, краски, свободу плоти,

Свободу духа вам не отнять, свободу мысли не затмить.

Цинична современность, миновали нравственные эпохи,

Где неведеньем люди были святы, не спешили закон этики губить,

Но казнят за нравственное слово должно быть во все времена.

Рыданья плакальщиц нарушат позволенья тишины,

Ибо поэта уничижали, люди его на землю опускали, но Небеса

Родина поэта, кров его в объятьях Рая белизны.

Ангелы Небесные его друзья.

Дух немощный понукает к благодеянью.

Законы земного тяготенья невосприимчивы душе, сама земля

Лихо отпускает раба пера к красотам тайн, противясь осязанью

Пытливо сотворит себе невесту из видений Идеала,

Созданье ангельское – плод вдохновенья.

Поэту обрезают крылья и о реалиях толкуют бесконечного начала.

Но он, отринув всякое сомненье, на Небеса закинет все устремленья

Сердца, взора, рук, души.

Крылья отрастя, в усталости вздернет рукавом, обнажив десницу,

И заскрипит перо в глуши тиши,

Вопреки, на волю отпуская мыслей птицу.

Из пепла писем возгорится возрожденьем.

Хмуря лоб и сломив ланиты,