Платон, Плотин и Баламут. О фантастике, кино и не только

Если ПЕРВОЙ волной переболели еще в начале шестидесятых практически все наши известные фантасты (некоторые там остались и до сих пор), а яркими представителями второй являются братья Стругацкие, то ТРЕТЬЮ волну представляют прежде всего Виктор Колупаев и Кир Булычев (особенно его «гуслярский» и «Алисин» циклы).

Когда уже «terra incognito» завоевана и освоена, на проселочной дороге, отчаянно скрипя и поднимая клубы пыли, появляются повозки с поселенцами, их женами и детьми. Они – не Герои. Приехали уже почти на готовое. Проведены и газ и водопровод. И Пандора из опасной планеты превратилась в курорт. Осталось лишь все это обжить и очеловечить. Понос у ребенка или улыбка женщины для ТРЕТЬИХ значимее ракопауков и тахоргов. Они и не познают, и не восстают, они живут, «шьют сарафаны и легкие платья из ситца», поют и танцуют, любят и ссорятся, спят и едят, работают и отдыхают.

Если раньше с воодушевлением выдумывались различные парадоксы вокруг времени, теперь «испытание машин времени» – работа не лучше (но и не хуже) других, на нее надо приходить к восьми и уходить в пять. И сама эта машина времени – штука обыкновенная и нисколько не удивительная, а вот девчонка-школьница, которая неожиданно постучала в дверь, – это чудо (Виктор Колупаев «Девочка»).

Для ТРЕТЬЕЙ волны научная фантастика – ФОН. Это уже не интересно. Пошло и банально, как лаборатория по массовому поиску талантов. Истинный талант всегда выбивается из ряда, из закономерности (Виктор Колупаев «Случится же с человеком такое?»).

В рассказах Колупаева научно-фантастический антураж задается буквально в нескольких фразах, обычно в первых одном-двух абзацах, и на этом фоне уже разворачивается фабула. Как декорации в театре – их немного, чтобы не загромождать сцену, и они достаточно узнаваемы: дерево и скамейка это парк, полки с книгами и телевизор – квартира и т. д. В то же время декорации должны сразу же стать до того привычны и шаблонны что, обозначив место действия, им надлежит как-то психологически исчезнуть, раствориться в спектакле, перейти в автоматизм восприятия, как тот почтальон у Честертона.

Третьей появляется ЛИРИКА. Человек, наконец, выделился из рода и огляделся вокруг: чем он, собственно, отличается от других? То, чем владеет только он и никто больше – его чувства. Эти чувства и становятся предметом рассмотрения фантастов третьей волны. Сопряженный бурному развитию НТР рационализм шестидесятых неизбежно редуцирован и не охватывает всей полноты мира. Впрочем, Стругацкие заметили это еще в 65-м:

– Это только так говорится, что человек всемогущ, потому что, видите ли, у него разум. Человек – нежнейшее, трепетнейшее существо, его так легко обидеть, разочаровать, морально убить. У него же не только разум. У него так называемая душа» («Беспокойство»).

Отношение к миру как к объекту познания уже не удовлетворяет ТРЕТЬИХ. Мир, конечно, можно расчленить различными теориями, как у человека отдельно изучить работу сердца, желудка, органов слуха, но почему это все, собранное вместе в феномене человека, живет и страдает, из этих теорий ну никак не выведешь.

Мир как целокупность (макрокосм) нельзя объяснить, любое объяснение – уже схема, которая выпрямляет, суживает реальность. Отношение к миру на этом этапе становится отношением личностным – «я» к «ты». Невозможно разложить, объяснить или преобразовать «ты» – «ты» можно только понять или чувствовать. А каким образом показать в тексте, что мир больше гносеологических схем и он необъясним принципиально? Только через чудо, которое тоже можно только почувствовать, принять или отвергнуть, но никак не расчленить и не объяснить рационально.

Это и настоящее чудо – в традиционном понимании его – и чудо человеческих отношений, когда персонаж поступает так, а не иначе, не ради какой-то цели и не по какой-то там причине, а потому, что он вот ТАКОЙ человек, характер у него ТАКОЙ, то есть он сам себе (и нам!) цель. Когда в рассказе у Кира Булычева появляется пришелец (совершенно условный, даже карикатурный пришелец, с тремя ногами) и говорит: «Корнелий, надо помочь!», и начальник стройконторы Корнелий Удалов – идет и помогает. И заметьте трансформацию: для первой волны важен был пришелец, герой – это всего лишь глаза и уши, чтобы увидеть и услышать пришельца; теперь же наоборот, этот самый пришелец нужен для того, чтобы подчеркнуть действующее лицо.