— И Макс это покорно стерпел? В пятницу у тебя нервный стресс, с понедельника ты запаршивела… Сейчас мы из тебя человека сделаем. Достаточно одной… и, пожалуй, еще одной таблетки… — прозвучал его заботливый голос из ванной. — Между прочим, у меня завтра выходной. А не рвануть ли нам сейчас на дачу? Надо вывезти старый хлам, сваленный на балконе.
— Не рвануть… — Я прожевала таблетки, запивая их водой, перекосилась, вызвав на лице мужа такую же гримасу, и с сожалением развела руками. — Если не раздумаешь, скатай один. Мне велено находиться в пределах зоны досягаемости. С одной стороны, меня вроде как и нет на работе, с другой — я тут, поблизости. И уж очень спать хочется. Ну и отрава! И что я их разом не проглотила? Пожалуй, помолчу. До сих пор губа за ухо лезет. Хотя она у меня не дура!
О полном отсутствии новостей в деле Кириллова я рассказывала Димке уже заплетающимся языком, без конца отвлекаясь на зевоту и жалобы о грядущей ближе к середине ночи бессоннице. До этого момента он, уминая поздний ужин, делился со мной ужасами своего больничного городка. В частности, деталями внеплановой резекции. О новом номере телефона не напоминал. В знак особой благодарности я тоже не стала затрагивать эту тему. Кроме того, глаза прямо-таки слипались. Я не сразу поняла, что Димка угостил меня снотворным. Наверное, о себе беспокоился, боялся, буду всю ночь либо ворочаться, либо слоняться по квартире от дурных мыслей.
Как оказалось, дурные мысли и во сне не давали мне расслабиться. А вращались они вокруг Маринкиного дяди без тети. Ну, того самого, о котором она в разговорах с влюбленным в нее участковым не упоминала. Снился он мне в качестве родного сына Елизаветы Марковны, только каким-то обезличенным. Привидится же такая мура! Помнится, я, удивляясь самой себе, журила пожилую женщину за недостойное в ее возрасте поведение. Сидя на лавочке в каком-то неухоженном скверике, она с беспечностью малого ребенка болтала ногами и совершенно меня не слушала. В какой-то момент я ее пожалела. Самой тошно от чужих нравоучений. И сделав передышку, оглянулась в поисках Наташки. Этого отвлекающего мгновения вполне хватило для того, чтобы убедиться: старушки на прежнем месте уже не имелось. Вместо нее заседал довольно плотный тип. Странное дело, смутно знакомый, но без лица. И я, стараясь держаться корректно, как только ни изгалялась, чтобы разглядеть его физиономию. Чего стоили одни усилия, «ломая глаза» завязать, а следом и развязать несуществующие шнурки на босоножках! Склонив голову, накрытую капюшоном безрукавки, мужчина упорно отслеживал вялотекущие изменения на асфальте. Тоненький ручеек непонятной жидкости брал начало из урны и следовал к его ногам. Сантиметров за пять до черного ботинка сбавил скорость, застопорившись у тоненькой веточки. Мне очень хотелось отшвырнуть ее в сторону, но мешал липкий страх. Я была уверена: стоит мужчине поднять голову, и я сразу его узнаю, а это ключ к разгадке тайны Владимира Кириллова. Именно разгадки я и боялась.
Как это ни странно, но порой состояние ужаса рождает необузданные порывы храбрости. Не мной придумано. В конце концов, даже А.М. Горький пел свою песню безумству храбрых. Не иначе как волна такого безумства окатила меня с головы до ног. Я сжалась в комок и, с яростью распрямившись, «киякнула» что есть силы, пнув ногой черный ботинок безликого типа. Ботинок и прилагающаяся к нему нога показались деревянными и с грохотом отлетели в сторону…
Разрушительных последствий того, во что мой приступ храбрости вылился, я не могла предвидеть даже в своем страшном сне. Еще не совсем придя в себя от содеянного, с трудом пыталась понять, почему не своим голосом орет не объект моего прямого попадания по его ботинку, а дуэт — Дмитрий Николаевич и… я. Иже с ним. Только Димка сам по себе, а я на сленге ниндзя. Еще большее недоумение вызвала валяющаяся на паласе торцевая часть кровати. До этого муж постоянно жаловался, что она мешает ему вытянуть ноги, потому-то он, несчастный, и вынужден спать по диагонали, Спрашивается, чего же тогда так по ней убиваться?
— В-во к-как я ее!.. — начиная ощущать определенные болезненные проявления в нижней части правой конечности, не очень уверенно похвалила себя я.
— Ирина! Четыре утра! — простонал муж, но с явным уклоном к смеху. — Рановато для модернизации мебели. Хорошо хоть мои собственные ноги не попали в переделку, вовремя перевернулся и под себя поджал. Что тебе снилось, крейсер «Аврора»?
— Н-не помню… скорее всего прошлое, революционный аврал. Прямо какой-то стихийный выкидон. Наверное, от лекарства. Успокоительное успокоительному рознь, если одно из них поддельное. Дим, а кровать до утра не развалится?
— Ну, если на ней не спать… Не чинить же ее среди ночи. Я, пожалуй, пойду на диван. Разложим?
— Не хочется крушить все спальные места в доме. Вот доломаю койку… — Это я бормотала уже в полусне, тихо радуясь привычной окружающей обстановке.