Пластмассовый космонавт

– Чувствуется что тебе скоро полтинник. Для истребителя возраст предельный, тем более для космонавта. Молодые дышат в затылок… Конечно, за тобой опыт, репутация. Но сам ведь знаешь: в нашем деле за медиками далеко не последнее слово.

– Чего ты добиваешься, Валь?

– Хочу тебе помочь, – повернулась к нему с мягкой улыбкой Валентина. – Ты ведь знаешь: я к тебе неровно дышу. А когда женщина любит кого-то по-настоящему, она готова на всё…

Валя расстегнула молнию своей олимпийки, якобы ей стало жарко, при этом откровенно приоткрыв ему декольте своей пышной груди (бюстгальтер она «забыла» надеть). Но Павел перевернулся обратно на спину, устремив взгляд на проплывающие облака, и услышал, как она произнесла с укором:

– Вот видишь…Ты уже возрастной, Паша, чтобы на равных тягаться с молодыми. Эти жеребцы скоро тебя затопчут…

– Это мы ещё посмотрим, – упрямо возразил он.

– И смотреть тут нечего, против природы не попрёшь…

Немного помолчав, Валя прилегла на живот рядом, с нежностью провела мягкой рукой ему по лбу. – Но мы обманем эту суку, Паша, – пообещала Валя. И понизила голос до заговорщицкого полушёпота: – С помощью науки и фармакологии!

Она вытащила из кармана какой-то пузырёк:

– Эти таблетки используются в наших олимпийских сборных. Допинг для улучшения спортивных результатов. Самый новейший! Разработка секретной лаборатории, где куются наши мировые и олимпийские рекорды. Их по моей просьбе достал для тебя Юлик Манкевич. Сам знаешь, какие у него обширные связи в медицинских кругах.

Так как Беркут не спешил благодарить, Валя стала убеждать его:

– После сорока у мужчин снижается выработка половых гормонов, отсюда падает мышечная масса, снижается выносливость, и как следствие угасает интерес к женщинам; характер становится стариковский. Так вот, Манкевич заверил, что после курса биопрепарата мужчина будет эндокринирован по высшему классу, на уровне 18-летнего юнца! Ты это сразу почувствуешь, Паша: мир заиграет свежими красками; снова будешь готов рвать конкурентов! По утрам будешь просыпаться как в юности… А, главное, появится реальный шанс ещё раз слетать туда…

Ей ли было не знать душу космонавта, каждое слово Валентины отзывалось в нём волнами эмоций.

– Нас – слетавших в космос – совсем немного, Паш! Всего-то меньше двадцати, и только мы можем по-настоящему понять друг друга. Тот, кто слетал в космос, живёт лишь мыслью о возвращении туда. Мы просто-напросто не мыслим себя без этих ощущений… Магия космических полётов не отпустит никогда, это нечто куда более сильное, чем земная гравитация. А самый большой наш страх – быть навсегда отстранённым от полётов. Мы неизлечимо больны космосом. Просто сумасшедшие, нас в психушку запереть и лечить от «космосозависимости»!

– Ты хочешь, чтобы я сжульничал? Тебе же лучше меня известен порядок: члены отряда должны сообщать нашим врачам, даже если накануне приняли банальную таблетку от головной боли.

– Плевать на правила! – небрежно отмахнулась от его аргумента Кудрявцева. – Наши с тобой жизни не были «радугой счастливых обстоятельств», нам всё приходилось выгрызать у судьбы. Щепетильничать могут себе позволить золотые девочки и мальчики, а за нас похлопотать некому. Выбор у тебя небольшой: быть списанным на ближайшей медкомиссии, или стать первым, кто второй раз слетал в космос – дважды героем!

Аргумент был убийственен. Мужчина взял пузырёк, с сомнением повертел его в руках: «А ведь, как не крути, она права. Мир жесток. А космонавтика – тот же спорт больших достижений: в ожесточённой битве сверхдержав за мировой престиж нам отведена почётная, но суровая роль расходного материала. Пока ты ещё на что-то годен – ты нужен всем. Но как только исчерпаешь ресурс – тебя без сожаления выбросят в помойное ведро, как одноразовую зажигалку, в которой кончился бензин. Зачем возиться с кем-то, есть можно просто взять нового».

– У тебя будет год, может быть полтора, – пообещала Валя.

– А что потом?

– Перейдёшь на «тренерскую работу», как я, – улыбнулась Валя и потрогала свисток у себя на груди. – Подумай. По-моему, решение тут простое, как трусы за рубль двадцать, но решать тебе. Если надумаешь, то в следующий раз я принесу тебе упаковку с ампулами биопрепарата для внутривенных инъекций: курс как раз рассчитан точно на две недели…

Она поднялась и на удивление лёгкой для её крупного тела походкой направилась к трибунам. Беркут проводил её долгим взглядом и, снова откинувшись спиной на мягкий газон, уставился в небо. Через некоторое время поднял руку с чудо-пузырьком и стал рассматривать на просвет. Капсулы внутри напоминали кусочки янтаря, они красиво светились в солнечных лучах. Однако стоило открутить крышку пузырька, как в нос ударил неприятный запах, воняло засушенными мышами. Фу, дрянь!

Будто кто-то произнёс у него в голове: «Подумай хорошенько! Слава и награды, конечно, дело хорошее, но в этот раз гораздо больше шансов быть с последними почестями замурованным в кремлёвскую стену. А жизнь, – какая бы она не была, – всё равно бесценна. Ближе к пятидесяти, это особенно отчётливо осознаёшь».