Пласидо Доминго. Мои первые сорок лет

Как и отец, моя мать Пепита Эмбиль была звездой сарсуэлы. Она была наделена врожденным талантом, ведь баски известны своей любовью к пению. В Испании говорят, что один баск — это берет, два баска — игра в ручной мяч, три баска — хор. Многие уроженцы этого края, даже не обладая какой-либо музыкальной подготовкой, прекрасно справляются с ансамблевым пением, они великолепно держат строй в многоголосии, обладая природным гармоническим чутьем. Мой дед по материнской линии был церковным органистом и в свободное время любил играть фортепианные переложения опер; а мамин дядя — протоиерей — был знаменит своей выразительной драматической декламацией в мессе. Этот высокий импозантный человек тщательно готовился к исполнению литургии, упражняясь в вокале. Моя мать считает, что именно пример дяди, которого она в детстве видела во время церковной службы, способствовал развитию в ней чувства театра.

Моя мама уроженка Гуэтарии, деревни, получившей известность благодаря урожаям «морских даров», а также благодаря тому, что здесь родился Хуан Себастьян дель Кано, или Элькано, возглавивший экспедицию Магеллана после того, как великий мореплаватель был убит. Элькано принадлежал к числу первых людей, совершивших кругосветное путешествие. Баленсиага, знаменитый портной, также был родом из Гуэтарии, которая расположена примерно в двадцати милях от Сан-Себастьяна. Впервые мама начала выступать как солистка-вокалистка с хором «Доностиарра» в Сан-Себастьяне. Этот хор широко гастролировал, и лет в восемнадцать она уже появлялась на сценах Лондона и в парижском зале «Плейель». В Париже мама задержалась, чтобы брать уроки по вокалу у педагога-американца, а затем вернулась на родину и дебютировала в какой-то испанской опере на самой знаменитой испанской оперной сцене — в барселонском театре «Лисео». Там она выступила в роли девушки, которую звали... Пласида!

В то время сарсуэла переживала период расцвета. Этот жанр все более привлекал маму, и в начале 1940 года она стала участницей спектакля «Сестра Наварра» Федерико Морено Торробы.

Впервые Торроба сыграл важную роль в жизни нашей семьи; впоследствии случаи его доброго вмешательства были весьма многочисленны. В этой постановке пел и мой отец. Именно тогда мои родители встретились и полюбили друг друга. В «Сестре Наварре» есть эпизод, где сопрано признается в любви баритону. Три месяца спустя после этого совместного выступления мои будущие родители поженились. «Ты была так настойчива! — и теперь говорит маме отец.— Что же мне еще оставалось, как не жениться на тебе?» Их бракосочетание состоялось 1 апреля 1940 года. Отцу было 33 года, а матери — 22.

В то время создавалось великое множество сарсуэл, и хотя маме предложили контракт на оперные выступления в театре «Лисео», ей очень льстило, что композиторы пишут сарсуэлы специально для нее. Она была так счастлива своим успехом в этом жанре, что решила отдать ему все свои силы. Певцы сарсуэлы выступали один-два раза в день по будням и два-три раза в день по воскресеньям. Многие произведения выдерживали сотню или даже две сотни представлений, и как только труппа прекращала давать один спектакль, она немедленно принималась за постановку другого. Мои родители гордились своей работой, но вообще-то она связала их по рукам и ногам. Голоса их были большой потерей для мира оперы. Когда моей матери исполнилось сорок лет, она разрешила мне аккомпанировать ей в ариях из «Тоски», «Турандот», «Сельской чести», и я не погрешу против истины, сказав, что оперной сцене остается только сожалеть о том, что эта певица никогда не появлялась на ней как солистка. Еще в 1963 году, когда моя жена Марта и я начали работать в Израильской национальной опере в Тель-Авиве и оценили уровень ее труппы, я порывался убедить маму присоединиться к нам и начать оперную карьеру, ведь она была тогда в великолепной вокальной форме.

Я родился в типичном мадридском районе Баррио де Саламанка, на улице Ибисы, 30 (теперь 34), 21 января 1941 года. Брат моего отца Педро (Перико) и его жена Росита до сих пор живут в этом доме. Каждый раз, приезжая к ним, я беру верхнее си-бемоль, потому что именно в этих стенах я впервые что-то запел или по крайней мере провизжал эту ноту, и, наверное, даже в более высоком регистре. Городские власти Мадрида установили доску на этом доме, надпись на которой гласит: «Здесь родился Пласидо Доминго». Моя сестра Мари Пепа, родившаяся в сентябре 1942 года, и мой кузен Хайме говорят, что они всегда воспринимают эти слова так, как если бы там было приписано: «И мы тоже!» (Мари Пепа — имя, которое мы называем castho, оно характерно не столько вообще для Кастилии, сколько именно для Мадрида — сердца Кастилии.)

Я совсем не помню военного времени, потому что в 1945 году мне было только четыре года, но знаю, что, несмотря на нейтралитет, в Испании были трудности с продуктами (например, не хватало белого хлеба и сахара), и родители в своих гастрольных поездках искали любую возможность достать что-нибудь для детей.