Планета битв

Потом в Фербисе спохватились, и оттуда прибыл хорошо вооруженный карательный отряд – навести порядок и вернуть эти земли под длань императора. Людям Париса пришлось несладко. В ходе бесконечных стычек его отряд уменьшился наполовину. Уйдя в самое сердце Кустолесья, дад затаился, выжидая. И дождался – война закончилась, император отрекся, каратели ушли, а на Великих равнинах появилась новая грозная сила – снейкеры, люди Силы и Воли во главе с загадочным Бигбрассой, или, как его именовали бывшие желторобники, Хэдом. В один прекрасный день прибывший от него эмиссар разыскал Париса в чащобах Кустолесья и предложил вступить в ряды снейкеров.

– Мы за Силу и Волю для каждого, – говорил он обросшим отрядникам Париса. – Этот мир достался нам по воле судьбы таким, какой он есть. Не будем же гневить ее, станем под стать этой планете – самими собой.

Слова эти пришлись по вкусу даду и его бойцам. Черную татуировку в виде змеи, кусающей свой хвост, на груди каждого новоявленного снейкера подкрепила клятва бороться против «узурпаторов, присвоивших себе власть над нашей новой Родиной». Отряд Париса влился в степное воинство Бигбрассы. Отныне он действовал строго в соответствии с приказами из Берлоги, как снейкеры прозвали ставку своего вожака, расположенную где-то в отрогах Экваториального хребта. Сам Парис никогда не видел Бигбрассу, знал только, что он был важным чином в администрации колонии, потом покинул ее и ныне вел свою войну, войну за право каждого быть самим собой.

Война эта шла ни шатко ни валко. Группы снейкеров, заранее изучив местность и подготовившись, налетали на городки и поселки, убивали нармильцев, представителей власти, жгли мэрии и префектуры, громили склады и станции меднодорожной магистрали, совершали набеги на поезда. В ответ Временное правительство усилило гарнизоны и выдвинуло в степь две бригады нармильцев под командованием самого министра внутренних дел и по совместительству начальника народной милиции Панкратова. Поначалу ему удалось нанести серьезный урон силам Бигбрассы. В сражении у Волосатой гряды люди Силы и Воли потеряли три с лишним сотни всадников и вынуждены были отступить, рассыпавшись по Великой равнине.

Отряд Париса не участвовал в том гибельном сражении. Хэд поручил даду Кустолесья создать «узел напряженности на коммуникациях противника», и парни Париса совершали налет за налетом на гелиографические станции, поезда, торговые караваны, поселения в окрестностях «своих» земель.

Парис понимал – долго так продолжаться не может. Однажды в Кустолесье войдет крупное подразделение нармильцев и выкурит его парней из зарослей. Сражаться в чистом поле они не смогут, останется одно – уходить на юго-восток, искать в бескрайней степи Бигбрассу. Еще, конечно, можно сдаться на милость победителя, но Парис не питал никаких иллюзий относительно судьбы тех, кто сложит оружие. Уж очень недобрую память он и его люди оставили по себе в каждой деревне, в каждом поселке, на каждой станции Кустолесья.

И вот теперь новый приказ от Хэда. «Тяжеловато становится быть человеком Силы и Воли», – подумал Парис и усмехнулся этой своей мысли. Снейкеры сами говорят – мол, мы должны быть такими, какие есть. Он, дад Парис, не нарушит эту заповедь. Когда прижмет, он соберет верных людей – и уйдет. В этом его сила, такова его воля.

– Эй, Шон! – Приняв нелегкое решение, Парис несколько приободрился и окликнул дозорного. – Далеко еще?

– С милю, не больше, дад, – флегматично пожал квадратными плечами Шон. – Ума не приложу, чего это Слюнявому понадобилось…

– Вот и не прикладывай, – жестко сказал Парис, недовольно морщась. С Томом Снарки у него были давние и вполне дружеские связи. Мэр Купервиля не только снабжал дада продовольствием и прыгунами, он еще и сбывал по своим каналам добычу, захваченную снейкерами в других местах. Бизнес этот оба держали в тайне, связь осуществлялась через почтаря. То, что Том прислал Гаррета в не договорное время, насторожило Париса. Именно поэтому он самолично поехал к Дозорной скале выяснить, в чем дело.

Вскоре над покрытыми мокрой листвой верхушками кустов показалась грязновато-белая туша Дозорной скалы.

– Прибыли, – закряхтел Шон. – И куда это бездельник Скиф запропастился? Должен же на вершине быть…

Дад усмехнулся. Понятно, что Скиф, вместо того чтобы нести караульную службу, сидит сейчас у подножия скалы и треплется с почтарем. Тот небось выпивку привез, стеблей утешника…

Звонкий удар пружины арбалета на мгновение заставил Париса растеряться. Шон уже валился на спину. Черный болт пробил его лобастую голову насквозь, точно в ней не было костей.

«Стреляли почти в упор», – сообразил дад Кустолесья, скатился с прыгуна и по-паучьи уполз в заросли.

* * *

Из дневника Клима Елисеева:

Ополчение встало на Поющих увалах. Мы роем траншеи, капониры, отсыпаем валы и брустверы. Проклятый дождь достал, как говорится, хуже горькой редьки. Все раздражены и очень устали. В сапогах хлюпает, одежда сырая. Обсушиться, поспать в тепле – негде. Среди ополченцев царит уныние.