Planet Earth

И призвал он на помощь всю свою волю и всю ненависть к Дракону и его Хозяину, и пробудилась в нем небывалая прежде мощь тела и духа; и бросился он наверх, с камня на камень, от корня к корню, и вот наконец схватился он за тоненькое деревцо, что росло под самым обрывом, — крона его обгорела, но корни крепко сидели в земле. И как только Турамбар прочно уселся в развилке ветвей деревца, над ним показалось брюхо Дракона, — Глаурунг еще не подтянулся к другому берегу, и его тулово провисло так низко, что едва не касалось головы Турамбара. Брюхо у Дракона было белесое и морщинистое, измазанное серой слизью и облепленное всякой дрянью; и от него несло смертью. И Турамбар выхватил Черный Меч Белега и ударил, вложив в этот удар всю свою силу и ненависть, и убийственный клинок, длинный и кровожадный, вошел в чрево по самую рукоять.

Тут Глаурунг, почуяв смертную муку, взвыл так, что весь лес загудел, а те, кто ждал у Нен-Гирита, застыли в ужасе. Турамбар пошатнулся, как от удара, поскользнулся и выпустил меч, который так и застрял в брюхе у Дракона. Ибо Глаурунг судорожно изогнул свое трепещущее тулово, и метнулся на ту сторону, и забился в агонии, завывая, мечась и извиваясь, снося все вокруг себя — он вымел большую площадку и наконец затих, лежа средь дымящихся обломков.

Турамбар цеплялся за корни деревца, оглушенный, почти без сознания. Но он преодолел себя, встал на ноги и спустился — почти скатился — к реке; снова перебрался через страшный поток — на этот раз на четвереньках, хватаясь за камни, ослепленный брызгами, — но наконец очутился на том берегу и устало взобрался на обрыв, с которого они спустились. И вот в конце концов он вышел туда, где лежал издыхающий Дракон; и без жалости взглянул он на поверженного врага, и возрадовался.

Глаурунг лежал, разинув пасть; но пламя его выгорело, и злобные глаза были закрыты. Он лежал на боку, растянувшись во весь рост, и из брюха торчала рукоять Гуртанга. Турамбар воспрянул духом и, хотя Дракон еще дышал, решил взять свой меч. И раньше ценил он его, но теперь не отдал бы и за все сокровища Нарготронда. Верно было предсказано в час, когда был откован тот меч, что ни одна тварь, ни большая, ни малая, не выживет, будучи ранена этим клинком.

И вот подошел он к врагу, и, упершись ногой ему в брюхо, ухватился за рукоять Гуртанга, и изо всех сил потянул, чтобы вытащить меч. И воскликнул он, передразнивая то, что сказал ему Глаурунг в Нарготронде:

— Привет тебе, Змей Моргота! Вот приятная встреча! Подыхай теперь и отправляйся к себе во тьму! Так отомстил за себя Турин сын Хурина.

И вырвал он меч, но черная кровь брызнула из раны и попала ему на руку, и его обожгло ядом, так что Турамбар вскрикнул от боли. Тогда шевельнулся Глаурунг, и приоткрыл свои жуткие глаза, и взглянул на Турамбара с такой злобой, что тому показалось, будто его пронзило стрелой; и от этого, да еще от боли в руке Турамбар потерял сознание и упал как мертвый подле Дракона, и меч его оказался под ним. Вой Глаурунга долетел до людей, что ждали у Нен-Гирита, и те исполнились ужаса; а когда они завидели вдали, как издыхающий Дракон мечется, выжигая и вытаптывая все вокруг, они решили, что он расправляется с теми, кто посмел напасть на него. Тут-то им захотелось быть за много миль отсюда; но теперь они не решались уйти с холма, где находились, помня слова Турамбара, что Глаурунг, одержав победу, тотчас поползет к Эффель-Брандиру. И потому они в страхе ожидали, куда двинется Дракон, но ни у кого не хватило духу спуститься на поле битвы и посмотреть, что происходит. А Ниниэль сидела неподвижно, только все время дрожала и никак не могла успокоиться: когда она услышала голос Глаурунга, сердце окаменело у нее в груди, и она почувствовала, что ее вновь захлестывает тьма.

Так и застал ее Брандир. Ибо он все-таки добрался до моста через Келеброс. Он шел медленно и очень устал: ведь он со своей клюкой отмерил не меньше пяти лиг. Его подстегивал страх за Ниниэль; и вести, что ему сообщили, были не хуже того, чего он ожидал.

— Дракон перебрался через реку, — сказали ему, — и Черный Меч погиб наверняка, и те двое, что пошли с ним, тоже.

Брандир подошел к Ниниэли. Он чувствовал, как ей плохо, и ему было до слез жаль ее; но он все же подумал:

«— Черный Меч погиб, а Ниниэль жива». Он передернул плечами — ему вдруг показалось, что от водопада веет холодом, и он набросил свой плащ на Ниниэль. Он не знал, что сказать; и Ниниэль молчала.

Время шло, а Брандир все стоял молча подле нее, вглядываясь во тьму и прислушиваясь; но ничего было не видно, слышался лишь грохот вод Нен-Гирита, и Брандир подумал: «Глаурунг, должно быть, уже в Бретиле». Но теперь ему было не жаль своего народа — этих глупцов, что смеялись над его советами и презирали его. «Пусть Дракон ползет на Амон-Обель — будет время скрыться, увести Ниниэль». Куда — Брандир представлял смутно: он ни разу не покидал пределов Бретиля.

Наконец, он наклонился, коснулся руки Ниниэли и сказал:

— Время идет, Ниниэль! Нам пора! Позволь, я поведу тебя.