Пламя на воде

   Те, кто мог бы хоть что-то рассказать о случившемся, уже разъехались из Замка. Волос со своими жеребцами подался в Арракан - в тайной надежде хоть там, среди сурового и замкнутого народа, испокон веков выращивающего на богатых высокогорных выпасах уникальных по своим качествам лошадей, найти ответы на свои вопросы. Беркет направился в Ганию и дальше на север, решив посмотреть на холодное неприветливое море, на берегах которого, говорят, один день и одна ночь длятся по полгода. Да впрочем и будучи здесь, они не сильно распространялись о происшедшем, больше помалкивали, лишь изредка переглядывались и одобрительно кивали, выслушивая сплетни о скандальных нововведениях нынешнего Верховного Магистра.

   Так что Барс спокойно устороился в одной из пустующих комнат Дома, вытянулся на длинной узкой койке, заложив руки за голову. Завтра с утра он повидается с Комином, взглянет в глаза человека, не побоявшегося взвалить на себя столь неподъемный, колоссальный груз, и скажет ему короткое веское ``спасибо'`. Потому что не каждый умеет так сполна и щедро, так широко и безоглядно отдавать долги. Барс знал, как оценить сделанное, и знал, что сам так не смог бы; этот путь был не для него.

   Завтра он решит, что ему делать дальше. Может быть, все же побудет немного в Замке - глупо было бы, раз уж приехал, не воспользоваться возможностью подтянуть до нужного уровня иногда еще не слишком послушное тело, восстановить реакцию и скорость. Здесь это будет проще и быстрее. Но и слишком задерживаться он не станет. Есть еще много дальних и совсем уж экзотических стран, где рыцарь еще не бывал; где невиданная природа и необычные люди смогут завладеть его вниманием, завлекут в круговорот незнакомой жизни, заставят выкладывать время и силы. И может быть через много лет, под раскидистыми пальмами или в просторах раскаленной, как сковородка, пустыни, или на палубе корабля посреди ворчливого океана он вдруг обнаружит вместо себя совсем другого человека, с которым никогда не происходило того, что произошло с ним. По крайней мере, Барс смел на это надеяться.

   В дверь тихонько поскреблись.

   - Да? - Отозвался рыцарь, и в приоткрывшуюся щель осторожно просунулась вихрастая голова.

   - Можно?...

   - Заходи.

   Кальвин аккуратно притворил за собой дверь - и замялся в нерешительности, переступая с ноги на ногу, несмело взглядывая на Барса. Вообще-то, молодой послушник нарушил все правила, явившись сюда по собственной инициативе, постучавшись в дверь без зова и не по поручению; он прекрасно понимал, что творит глупость, и был готов к справедливому наказанию - но вот пришел, и все тут.

   - Чего тебе? - Спросил рыцарь. - Послал кто?

   - Нет.

   - А. - Протянул Барс, оглядывая оробевшего послушника и чуть заметно усмехаясь. - На пари, что ли?

   - Нет.

   - Что ж тебе тогда нужно?

   - Я... Извините, я лучше пойду. - Выговорил Кальвин, бочком продвигаясь обратно к двери.

   Барс нахмурился, рывком сел на кровати.

   - Погоди.

   Несколько минут рыцарь молча, изучающе смотрел на послушника.

   - Бери стул. - Сказал наконец. - Садись.

   А когда Кальвин уселся, примостившись на самом краешке сиденья, коротко велел:

   - Рассказывай.

   - О чем? - Удивился тот.

   - О том, что тебя беспокоит, наверное. Зачем-то же ты пришел.

   - Да нет, я не то... - Начал послушник, но смутился, запутался и обескураженно умолк.

   Поерзал, как на иголках, внимательно изучая носки своих сапог.

   И неожиданно для самого себя вдруг выпалил то, что вовсе уж не собирался говорить - никогда и никому, а тем более - этому человеку. Что сидело глубоко внутри, неумолимым пугалом, но в чем не признался бы и под пыткой. А тут вот вырвалось на язык неловкой корявой фразой:

   - Я боюсь, что не смогу.

   Сказал - и тут же испугался, ибо лишь презрения было достойно то, что подразумевалось под этими словами, и оставалось разве что торопливо заговорить о чем-то другом, отчаянно надеясь, что рыцарь не поймет, не придаст значения случайно вырвавшемуся. Потому что увидеть презрение в этих внимательных глазах было бы не просто смерти подобно - это было бы хуже смерти.

   Однако Барс понял.

   Понял - и кивнул серьезно, и не было насмешки на участливом худощавом лице.

   И Кальвину показалось, что он ослышался, когда рыцарь тихо проговорил:

   - Я тоже боялся, что не смогу.

   Посмотрел на ошалевшее лицо послушника, добавил:

   - А ты думал, мы все от рождения знаем, на что способны?

   - Мне говорили, что из Башни может выйти только очень уверенный в себе человек. - Слегка испуганно заметил Кальвин.

   - Это неправда. Чего Башня лишает нас раз и навсегда - так это как раз самоуверенности.

   - А взамен?

   - Ты узнаешь меру своим силам.

   - Разве это не одно и то же?

   - Нет.

   - Я не понимаю. - Прошептал послушник. - Об этом запрещено говорить, а если кто-то что-то и говорит, то всегда по-разному. Что там все-таки, в Башне?

   На этот раз Барс долго молчал, в потемневших глазах мелькал отблеск отдаленной грозы. Но она так и не разразилась, поворчала и унеслась клубящимися тучами, скрываясь до поры в глубине зрачков.