Пламя клинка

— Свобода, — сказал Димитрис. — Лучше жить свободным и умереть, чем всю жизнь прогнить пленником.

— Глупости, ваше благородие! — возмутился Улхарь. — Кому свобода нужна? Выжить любой ценой, вот что самое главное; и каша-то у нас неплохая, сами едим.

Он и сам не мог объяснить, с чего вдруг принялся спорить. Просто все в новом розыскном его раздражало — и молодость, и стремление поступать по правилам, и вера в нелепые идеалы.

— Лучше хоть тут, но жить, — заявил свирфнебблин, — чем сдохнуть в проклятой крепости.

— Это уже ему решать, — ответил Димитрис и перешел к другой камере.

Там, на полу, на куче соломы, сидел огромный детина. Свежий шрам рассекал лицо. Руки и ноги были прикованы к полу — так, чтобы узник не мог даже приподняться.

— Разбойник, — сказал свирфнебблин. — Много душ загубил, да еще насмехался над государем-императором. Завтра казнят на дыбе.

— Здесь пропустил, — бросил Димитрис кратко.

Показал на пустую миску колодника.

— Немедля неси еду.

— Помилуйте, ваше благородие.

Надзорщик засуетился.

— Зачем ему вдруг еда? Все равно же завтра казнят шишижника, так чего кашу переводить?

Димитрис замер.

Обернулся к тюремщику, и бешеный гнев сверкнул в глазах розыскного.

— Если положено по закону кормить темничников, так корми, или вы, стервецы поганые, на этом и наживаетесь?

Кровь отхлынула от лица тюремщика.

— Знаешь, что это? — прошипел Димитрис. — Кража пайка, а значит, расхищение государевого имущества. За такую растрату вечное заточение или дыба.

— Помилуйте, ложка каши, — захлебнулся страхом тюремщик.

Нажиться на ней, конечно, было немыслимо.

Но съесть паек приговоренного к смерти — дело святое. Все равно тот никому не пожалуется.

— Так вот, по ложке каши страну и разворовали, — тихо произнес Димитрис, и свирфнебблина бросило в холодный пот. — Быстро принести ему миску, и чтобы больше такого не было.

Тюремщик кинулся исполнять.

— Я проверю! — рыкнул ему вслед офицер. — Не важно, чья будет смена, все равно спущусь и проверю.

Громко лязгнул замок, и свирфнебблин открыл тяжелую дверь темницы. Взял миску с кашей из камеры казнокрада и поставил смертнику.

Ржавые цепи туго натянулись, прижав разбойника к полу так, что он не мог даже пошевелиться. Узы ослабли только после того, как тюремщик вышел из камеры и снова запер ее.

Великан кинулся к миске и стал жадно есть, загребая кашу руками, даже не поглядев на деревянную ложку.

«Словно он не знает, что завтра будет казнен», — подумал молодой офицер.

— Тому потом принесу, — пояснил тюремщик. — Авось успеет одуматься и поест. Ему-то всю жизнь сидеть, силушка еще пригодится.

Внезапно Димитрис замер…

Лицо его нахмурилось, ладонь опустилась на рукоять меча.

— Это еще что? — негромко прорычал он.

Надзорщик подошел ближе.

— Кровь на стенах разбрызгана, — сказал офицер. — Стены в двух местах поразбиты. Что вы тут, поганцы, устроили?

— Я что? Да я ничего, — испугался Улхарь. — Давеча к нам колдуна привезли, матерый! Три руны бессилия на него наш маг наложил, а тот все равно вырывался, выл, Молчана вон покусал.

Свирфнебблин посмотрел на дальнюю камеру.

В полутьме острога, отсюда ее почти не было видно.

— Да как же его поймали?

Димитрис хорошо знал, что черного колдуна скрутить не так-то легко.

— Случайно, — отвечал Улхарь. — У Барсучьего моста дело было. Шайка там разбойничать стала, вот и послали туда из местных котерию.

Офицер лишь покачал головой.

От этих увальней всегда больше вреда, чем пользы.

— Дьяк приходской маленько переборщил, когда готовил сонное зелье. Банду нашли в пещере. Кинули внутря скрынку, дым повалил оттуда, да все разбойники тут же и окочурились.

Тюремщик провел пальцами по усам.

— Пристав, что вбежал первым, тоже помре. Ну, спустя час вошли, головы мертвецам порубили, а этот, глядят, лишь спит! Они его быстро в цепи и сюда, пока не очнулся. Хорошо еще, что проснулся здесь, а не по дороге; тут везде охранные заклинания, а в лесу бы просто всех перерезал да сбег.

5

Димитрис подошел к камере.

Маг парил высоко над полом в позе лотоса и шептал заклятия каббалы. Глаза его были закрыты. Белые искры переливались на стенах камеры. Вихри, золотые и алые, вились вокруг волшебника.

— Что это? — резко спросил Димитрис. — Отчего не наложили руны Бессилия?

— Шесть наложили, — отвечал Улхарь. — Маг наш сказал, что больше нельзя. Иначе перекрытия лопнут.

Молодой офицер подошел чуть ближе.

Он знал, что это опасно, но какая-та сила неудержимо влекла его вперед.

Лицо колдуна казалось расплавленным.

Кожа тонкими струйками стекала с него, дымилась и нарастала снова. Волосы выстрижены в три круга, один внутри другого.

Правая ноздря была выдрана, а в плечи закручены четыре серебряных штифта, чтобы лишить черномага астральной силы.

— И со всем этим он еще так силен? — прошептал Димитрис.

Маг открыл глаза.

В долю секунды черный колдун оказался возле решетки. Впился в нее дрожащими пальцами и упер в Димитриса взгляд.

— Ты сын лорда Мортерна? Я узнаю тебя…

Юный офицер отшатнулся.

Быстрая, безумная улыбка пронеслась на лице у мага.