Амелия качала головой, пытаясь собраться с мыслями.
– На самом деле… мне кажется, в тот момент я была далека от мыслей о наследстве. Моей единственной заботой было ваше будущее. К тому же он был добрым, заботливым и влюбленным. Нет, это ничего не изменило бы. Я смотрела фотографии Джиллеспи, мне хотелось жить с вами в этом поместье. И я представляла, как все мы будем здесь счастливы.
Искренность, с которой она это произнесла, поразила Джона.
– Разве он не был тебе немного противен?
– Ангус? Ты, наверное, шутишь.
– В нем же не было ничего привлекательного.
– Ты ошибаешься. Меня трогала его доброта, особенно на фоне безразличия вашего отца.
– Какая там доброта? Это он только с тобой был уси-пуси!
– И что? Мне это нравилось, представь себе.
– Но это неприлично, мама! – взорвался Джон. – Утверждать, что ты его любила, что за чушь! И не говори мне, что ты не разочарована тем, что сообщил нам Джордж, я все равно не поверю. Ангус казался богачом, разве не это было частью его «обаяния»?
Повернувшись к брату, он пренебрежительно добавил:
– Когда я думаю о том, что ты работаешь на Скотта, всегда спрашиваю себя: что с тобой происходит? Неужели ты все забыл? Мы же его терпеть не могли, вместе над ним смеялись, для нас он был главный враг общества. А теперь ты ешь из его рук, и меня от этого тошнит.
– Он предложил мне хорошую работу, – возразил Джордж.
– Вязать свитера из овечьей шерсти – ты считаешь, это достойная работа для мужчины?
– Это лучше, чем вообще ничего. Сейчас везде безработица, поэтому я рад, что оказался при деле.
– Не заносись, Джордж…
Джон сделал паузу и сообщил о своем диагнозе, который, несомненно, должен была поставить его выше любой критики:
– У меня ВИЧ.
Брат недоверчиво уставился на него и пробормотал:
– У тебя? Но как ты мог…
– Минутная слабость.
– О боже! И ты… Ты как-то…
– Я лечусь, да, и не могу сказать, что это дается мне легко. Такая болезнь невольно заставит призадуматься, и вот почему я здесь. Мне хотелось увидеть маму, увидеть всех вас. Терять мне нечего, мне нужно было просто убедиться, что мама, по крайней мере, не будет ни в чем нуждаться до конца своих дней. Но я и представить не мог, что все уже заранее устроено этими тварями – отцом и сыном!
Джордж потерянно молчал. Наступила пауза. Наконец заговорила Амели:
– Надеюсь, Мойра приготовила что-нибудь незатейливое, я не очень голодна.
– В котором часу вы ужинаете? – со вздохом спросил Джон.
Он уже устал, и ему нужно было принять очередную порцию лекарств. Перспектива новогоднего, пусть даже скромного, ужина вызывала у него тошноту; ему хотелось остаться в одиночестве, чтобы подумать о неожиданно испарившемся наследстве. Разумеется, он не позволит матери молча проглотить это, обязательно должен быть какой-то выход. Он поклялся себе, что не уедет из Шотландии с пустыми руками. Как он только что сказал брату, ему терять нечего, и он может без всяких угрызений совести спровоцировать в семье скандал и посеять в ней хаос, чтобы добиться желаемого.
Скотт и Дэвид шли дружным шагом, не обращая внимания на туман и зарядивший с самого утра дождь. Они уже встретили двух пастухов, и с каждым подолгу разговаривали. Скотт знал, что смерть Ангуса не только огорчила их, но и встревожила, и ему хотелось самому их успокоить. Дэвид, который прекрасно ладил с пастухами, мог бы взять это на себя, но Скотт справедливо решил, что его слово будет весить больше.
– Они, наверное, боятся, что ты будешь наводить здесь новые порядки, – заметил Дэвид. – Ждут каких-то несусветных перемен после похорон!
– У меня нет таких планов, потому что все идет как надо. Нам нужны овцы, чтобы не останавливать фабрику, и особенно – чтобы поддерживать луга в хорошем состоянии. Иначе тут будут джунгли…
Спустившись с последнего холма, они ожидали увидеть морскую гладь, но все тонуло в тумане.
– Твой отец любил расширять свои владения и всегда, как только предоставлялась возможность, прикупал землю. Даже Мойра стала участвовать в этом!
После смерти родителей Ангус наследовал винокурни, а Мойра получила денежную компенсацию, которая обеспечила ей финансовую независимость. Тем не менее она предпочла остаться при старшем брате в Джиллеспи.
– Мойра? – удивился Скотт.
– Ей принадлежало несколько гектаров на холме, где земля не очень дорогая.
– Но от них же нет никакой пользы, они ничего не приносят!
– Ну и что? Она – член семьи, она родилась в Джиллеспи и тоже хочет быть к нему причастной. Для нее это интереснее, чем хранить деньги под матрасом!
У самого Дэвида ничего не было за душой, но его явно волновали все эти имущественные проблемы, поскольку он не одобрял дробления семейного наследия.
– Папа был не очень справедлив с тобой, – начал Скотт, которому хотелось прояснить двусмысленное положение Дэвида.
– Ты смеешься? Если бы не твой отец, я бы сейчас просил милостыню в Глазго. Он протянул мне руку помощи, а я не из тех, кто кусает руку дающего.
– Согласен, но…