Пламя и крест. Том 1 (ЛП)

Ловефелл был в ярости, что должен был появиться именно здесь и сейчас – в самом центре крестьянского восстания, которое превратило страну, текущую молоком и мёдом, в край, текущий кровью и слезами. Почти неделю он провёл в дороге, достаточно насмотревшись преступлений и зверств, о которых принято говорить, что они превышают человеческое понимание. У него, по крайней мере, хватило счастья на то, что его понимания они не превышали. За время довольно долгой жизни он имел возможность наблюдать многих несчастных – сожжённых на кострах, четвертованных, заживо сваренных в масле, жареных на железных креслах, разрываемых лошадьми или боронами, изломанных на колесе. Он видел, как из жертв вырезали кишки, и видел, как разрывали их тела так, что клещи открывали живую кость. Он видел, как людей поили кипятком и как засовывали им во внутренности разъярённых крыс. Он видел, как им выжигали глаза кипящей серой и как вырывали ногти или зубы. Он видел всё это, и много раз сам отдавал команду, чтобы тем или иным образом пытать несчастных. Но в ходе даже самой изуверской казни, при причинении даже самой мучительной боли, Ловефелл искренне молился о том, чтобы спасти душу грешника. Чтобы он рассказал о своих грехах, направленных против святой веры, чтобы он выдал соучастников, чтобы он начал искренне раскаиваться во всех совершённых злодействах. Ловефелл никогда не мучил людей лишь ради удовольствия мучения, для поиска какой-то проклятой радости, слушая их вопли, глядя на слёзы, вдыхая смрад крови. Он сочувствовал истязаемым так сильно, как только одно мыслящее и разумное существо может сочувствовать другому. Но это сочувствие не могло сделать его ни менее действенным, ни менее суровым. Здесь же, во время этого злополучного восстания, он видел слишком много людей, которые причиняли другим страдания единственно ради удовлетворения собственного желания. Или ради мести, или чтобы стереть из памяти годы унижений. Как радовалась эта пьяная толпа, сжигая замки и пытая дворян!

Зрелище, которому он был свидетелем сегодня ночью, ничем не отличалось от предыдущих. Он наблюдал, как они захватили замок барона Витлебена, а его самого заживо изжарили на костре. С ещё дёргающегося в огне окровавленного и обожжённого тела вырезали куски мяса, которыми потом кормили его жену и дочерей. Женщин, конечно, изнасиловали, а жене Витлебена выпустили кишки и на их место напихали смолистых веток. Старшую из дочерей мятежники, когда уже насытили похоть, изнасиловали толстой пылающей ветвью. Средней повезло, что кто-то из невнимательных крестьян сломал ей шею, когда на ней лежал. Другим это, впрочем, не помешало забавляться с остывающим, мёртвым уже телом. Младшая пока пряталась. Она сидела в тени, под стопкой приготовленных для костра дров, а рядом с ней возвышался парень лет, может, четырнадцати, в порванном кафтане и с коротким копьём в руках. Ловефелл видел, что он уже пару раз отстранял мужчин, взгляд которых отыскивал ребёнка во тьме. А они были настолько пьяны и охвачены весельем, что даже не пытались силой преодолеть его сопротивление. Парень принадлежал к восставшим, но, очевидно, старался держаться подальше от совершаемых здесь преступлений. Да, он тоже ел жареное мясо барона, но в этом церемониале должен был участвовать каждый, кто оказался поблизости.

– Давайте, братья, вот наше причащение! – Кричал несколькими молитвами раньше рыжебородый мужчина с изуродованным лицом. По-видимому, он был приговорён несколько лет назад к обрезанию носа, так как теперь центр его лица покрывал безобразно заросший шрам.

– Ешь, пан дворянин, ешь. – Кто-то сунул Ловефеллу в руку кусок мяса.

Ловефелл не скрывал, что он дворянин. У него были хороший конь и меч, а под плащом кольчужная рубаха. Но он не являл собой исключения. В восстании, кроме мятежного крестьянства, бродяг, преступников и нищих можно было увидеть также дворян, монахов, и даже священников. Из городов прибыло множество ищущих быстрый заработок наёмников, всегда склонных к бунту студентов, подмастерьев и слуг. К толпе присоединились и скрывающиеся от закона преступники. Восстание вспыхнуло в Империи как факел в копне сухого сена. Жаль только, что этот огонь можно было потушить лишь реками крови. А Арнольду Ловефеллу не повезло в том, что его миссия должна была быть выполнена здесь и сейчас – в то время, когда, как он знал, за Рейном собиралась императорская армия. Усиленная остатками тех, кто видел жестокую смерть своих соседей, жён и детей.

Он мысленно вернулся в тот день, когда его начальники решили почтить его этой почётной миссией...

* * *

Оттон Вишер явно был в ужасном настроении. Когда он увидел входящего в комнату Ловефелла, то даже не поздоровался и молча указал на стул. Не подумал он и о том, чтобы угостить гостя вином, хотя перед ним стоял наполовину опустошённый графин и кубок, наполненный кроваво-красным напитком. Вишер побарабанил ногтями по столешнице и поднял взгляд. Ловефелл понял по его глазам, что этот графин сегодня не первым гостил у него на столе.