Пламя грядущего

Так и я размышлял об ее прекрасных угодьях, тучных полях, сочных лугах, о большом стаде и многочисленных работниках, мысленно прикидывая, каков может быть годовой доход, включая налог на пользование лесом и водой, и насколько ее ленное владение обеспечивает рыцарю достойный образ жизни. Иначе же я никогда не смогу вздохнуть свободно. Но потом я спрашивал себя, неужели приличествует истинной любви думать о выгоде? Что за нужда труверу жениться, или как я могу обосноваться в этом дальнем сельском захолустье, будучи в Англии чужестранным подданным? Жениться? Да, но на моих условиях: когда я стану хозяином собственных земель, тогда и наступит время составить приличную и выгодную партию; такой брак был бы честным и уместным. Кроме того, избрал я леди Мод своею Бель-Вэзер, сиречь возлюбленной, а как наставляют Предписания любви: «Между мужем и женой истинной любви не бывает». Но вслед за тем меня вновь посещала мысль, как приятно было бы сделаться соседом Артура, мы бы стали неразлучны, как в стародавние времена Дамон и Пифиас, о которых сказано в Священном Писании или где-то еще. И вновь этот вопрос неотступно точил мой мозг, словно червь сердцевину цветка, и я спрашивал себя, действительно ли она – моя истинная любовь, или я еще раз обманулся? А если она не та, кого я ищу, то все прочие доводы не имеют смысла.

Но ее общество приятно, ибо она весьма красивая и любезная дама, хотя, возможно, и говорит слишком много о рыцарских подвигах и рыцарском долге. Впрочем, этот небольшой недостаток следствие того, что она забивала себе голову рыцарскими романами и, как я недавно узнал, заставляла своего секретаря едва ли не каждый вечер читать ей отрывки из книг подобного рода или читала сама, поскольку была обучена грамоте, что, честное слово, является большой редкостью для англичанки.

Так прошло около двух недель, причем я не столько предавался размышлениям, сколько участвовал в увеселениях и празднествах: мы выезжали на соколиную охоту, прогуливались среди полей, пировали и танцевали под пронзительную музыку, какую только и могли сыграть музыканты Артура или его соседей, заводили разговоры с крестьянами, работавшими на полях, – ибо именно так Артур обычно делал, по его словам, во исполнение обязанностей, возложенных на него как на их лорда, – и время от времени наносили визиты то одним знакомым, то другим. Большой компанией мы ездили в город под названием Петуорт, где семья Перси (близкие друзья леди Мод, чей сеньор, Уильям Хотерив, породнился с ними, женившись на Агнес Перси) владела прекрасным домом. Однажды Артур отвез меня и в известный монастырь ордена бенедиктинцев в Хардхеме, до которого я не добрался, сбившись с пути по дороге из Чичестера; и на стенах монастырского собора я увидел воистину дивные фрески, безыскусные, как сама жизнь, изображавшие сцены Судного дня и души грешников, которые корчились в страшных муках, повергая в трепет зрителей, а также много других восхитительных картин.

За это время я еще больше привязался к Артуру, и хотя во многом не мог с ним вполне согласиться, его здоровый дух и цельная натура внушали уважение, ибо в наши дни эти качества встречаются редко. Немало есть людей, препоясанных мечом и удостоенных рыцарского звания, кои не следуют рыцарскому кодексу чести. Он принадлежал к числу тех, кому бы вы с радостью доверили охранять свою спину в бою, тех, кто, однажды подарив вам дружбу, ни при каких обстоятельствах не откажутся от нее. Я знал – пока он жив, мне не грозят голод и лишения. Ему очень нравилось слушать мои песни, и в награду, помимо своей дружбы, он дал мне новую одежду, новую сбрую для коня, небольшую котомку для моих пожитков и в качестве подарка два фунта анжуйских денег в преддверии того дня, когда мне придется отправиться в Лондон.

Как-то раз, когда мы с Артуром прогуливались вместе, наслаждаясь теплой и ясной погодой, он повел меня вдоль реки к тому месту, где были посажены ивы, и рассказал мне, как правильно срезать с них прутья и как искусно их сплетают потом работники, чтобы сделать рыболовные сети, корзины и прочие изделия. Мы вышли на открытое место, где находился пруд, на берегу которого играли дети, кучка взъерошенных, чумазых, пронзительно визжавших оборванцев. Я увидел, что двое из тех, кто постарше, навалились на маленького и лупят его, связав ему запястья веревкой, сплетенной из ивовой коры. Признаюсь, я не могу смотреть на такое: во мне сразу всплывают дурные воспоминания о тех днях, когда я служил пажем в замке монсеньора Раймона де Бопро. Надо мной насмехались мальчишки старше возрастом и так мучили меня, что я не поставил бы и медяка на жизнь против смерти. Я ринулся вперед, но Артур обогнал меня и оттащил старших детей от младшего.