Пламя грядущего

А потом его наполняет удовольствие, постыдное, греховное наслаждение, тайное, болезненное, словно острые ногти, вонзившиеся в его ухо, и все-таки утешительное. Позже, когда все они торопливо улеглись на свои соломенные постели и в комнате воцаряется тишина, Бальан, немного пристыженный, садится рядом с Дени и хрипло шепчет:

– Тебе не причинили вреда, так почему же ты плачешь? Все так делают.

– Все?

– Пока не вырастут. А потом можно иметь женщину.

– Ух.

– Хочешь, я научу тебя, как правильно метать кинжал?

– О да, пожалуйста, Бальан.

– Ладно. Завтра я покажу тебе. Я дам тебе на время свой кинжал с серебряной рукояткой.

Потом ночь, тишина и грезы. И наконец все исчезает. Все, кроме Журдена, получившего право на жизнь ценою другой жизни.

– На этом заканчивается первая часть. – Голос Гираута замер с последними аккордами. Дени отнял руки от лица.

– Мне продолжать? Вы хотите послушать конец? – спросил Гираут.

Дени не ответил. Он поднялся, подошел к окну и устремил взгляд вдаль, на крыши домов, тянувшиеся за садом, за которыми вздымался облитый лунным светом, серебристый купол аль-Аксы, похожий на прозрачный гигантский шар. Все, что он вспомнил, мгновенно пронеслось у него в голове, где-то в потаенных глубинах сознания. Так, едва различимо, мерцая чешуей, мелькают рыбки в толще воды. У него появилось ощущение, словно он взглянул на жизнь со стороны и увидел ее, подобно городу, простиравшемуся внизу. Купола и шпили поступков возносятся ввысь, представленные на всеобщее обозрение, а под крышами, неприметные никому, – тайные порывы, помыслы, страсти, смех, гнев или звенящие звуки лютни.

Когда он размышлял об этом, в его памяти воскресло видение, открытое ему суфием: обширное пустое пространство, наполненное движением титанических сил, основа всего сущего, живое и неживое одновременно. Что удерживало все это в определенном порядке, если не Закон, совершенная гармония, которую Бог противопоставил хаосу? Тогда все, чем он был и что делал, соответствовало определенной схеме. Если люди были грешниками, они также были и добродетельными; ибо каждое злодеяние и лживое покаяние имело свою основу, к которой стремилась человеческая природа и из которой она исходила. Но существовала верность, хотя понятие могло быть превратно истолковано. И любовь, и дружба, и справедливость существовали тоже, как бы ни были они извращены и искалечены человеческими деяниями. Только человечество в совокупности, осознав себя, способно распознать и постичь гармонию. Как сказал суфий? «Человек – это око, посредством которого Бог созерцает свои творения».

Именно это имел в виду отшельник Гавриил: «…нечто ценное, хотя ты не будешь знать, чем обладаешь, пока едва не утратишь этого». То, что заложено в каждом человеке, нить, связующая его со всей живой и неживой природой, чувство Единства. Когда человек – подобный Артуру, быть может, – вопреки побуждению, толкающему его к хаосу, поступает в соответствии с некими убеждениями, Закон торжествует.

«Тогда, – рассуждал Дени, – Райньер и Эремборс были правы, хотя им пришлось пожертвовать родным сыном. И моя мать была права. И мой страх был оправдан, ибо, без сомнения, очень трудно поступать так, как требует долг».

Он повернулся к остальным. Они наблюдали за ним, едва различимые во мраке.

– Я должен выбраться отсюда любой ценой, – сказал он. – Я принял решение. Я решил вернуться к Ричарду и предупредить его.

И едва он произнес это, как тотчас у него с души спала тяжесть. Со дня гибели Артура в первый раз он почувствовал себя счастливым. Но когда он поведал своим друзьям о заговоре против короля, Лейла покачала головой.

– Конечно, ты прав, – сказала она. – Но как ты уйдешь? Ты не можешь просто убежать, допустив, чтобы на ал-Амина пал гнев султана, как, впрочем, и его отца. Или ты думаешь, будто одна клятва зачеркивает другую?

– Нет. Меня искренне беспокоит судьба ал-Амина. Если бы я только мог собрать выкуп! Взгляните, Мехед ад-Дин дал мне это золотое кольцо. – Он снял с пальца перстень. – Как вы думаете, сколько оно стоит?

Гираут взял кольцо, взвесил на раскрытой ладони и попробовал на зуб.

– Оно превосходно, – сказал он, – но не стоит двухсот золотых безантов. – Он вернул украшение и с угрюмым видом вновь уселся на прежнее место, привалившись спиной к стене.

Дени потер лоб.

– Неужели у меня больше ничего нет? Ни одного подарка из тех, что я некогда получил за свои песни? Ты привез что-нибудь, Гираут?

– Вам известно не хуже меня, что именно я привез, – ответил Гираут, передернув плечами. – Немного рубах, несколько пар штанов, ваш старый кожаный кошелек, в котором лежат пятнадцать марок – это все, что я выручил за палатку, одеяла и прочие мелочи, – ваш дневник и другие рукописи. Я приехал верхом на вашей лошади; сарацины отобрали коня Артура, когда схватили меня.

Дени с размаху ударил кулаком по ладони. Он подошел к сундуку, занимавшему угол комнаты, где он держал свое имущество, и откинул крышку. Достав кошелек, он развязал его и вытряхнул деньги на пол.