и определяя его с одной стороны чувственно, мы тем не менее отличаем общий и in abstracto представляемый предмет от этого способа созерцания его. При этом у нас остается способ
определения предмета с помощью одного лишь мышления, который, правда, есть лишь
логическая форма без содержания, но, несмотря на это, кажется нам способом
существования объекта самого по себе (ноумена) безотносительно к созерцанию, ограничивающемуся нашими чувствами.
Заканчивая трансцендентальную аналитику, мы должны еще кое-что добавить, что само по
себе не имеет особенно важного значения, но, пожалуй, необходимо для полноты системы.
Высшее понятие, с которого обычно начинают трансцендентальную философию, есть
деление на возможное и невозможное. Но так как всяким делением предполагается уже
разделенное понятие, то необходимо допускать более высокое понятие; и это есть понятие
о предмете вообще (взятом проблематически, без решения вопроса о том, есть ли этот
предмет что-то или он ничто). Так как категории суть единственные понятия, относящиеся
к предмету вообще, то решить вопрос о том, есть ли предмет что-то, или он ничто, следует
согласно порядку категорий и по их указанию.
1. Понятиям всего, многого и одного противоположно понятие, все уничтожающее, т. е.
понятие ни одного; таким образом, предмет понятия, которому не соответствует никакое
созерцание, которое можно было бы указать, есть ничто; иными словами, такое понятие не
имеет объекта подобно ноуменам, которые нельзя причислить к области возможного, хотя
из этого еще не следует, что они должны быть признаны невозможными (ens rationis), или
подобно, может быть, некоторым основным силам, которые мыслятся, правда, без
противоречий, но и без примеров, почерпнутых из опыта, а потому не должны быть
причислены к области возможного.
2. Реальность есть нечто, а отрицание есть ничто, а именно оно есть понятие об отсутствии
предмета, каковы понятия тени, холода (nihil pnvativum).
3. Одна лишь форма созерцания без субстанции сама по себе есть не предмет, а только
формальное условие для предмета (как явления), как, например, чистое пространство и
чистое время, которые, правда, как формы созерцания суть нечто, но сами они не предметы, которые можно созерцать (ens imaginarium).
4. Предмет понятия, противоречащего самому себе, есть ничто, так как это понятие есть
ничто, невозможное, как, например, прямолинейная двусторонняя фигура (nihil negativum).
Таблица этого деления понятия ничто (соответствующее ей деление понятия нечто ясно
само собой) должна быть поэтому изображена следующим образом:
как
1.
ens rationis
2.
понятия, nihil pnvativum
3.
без предмета, ens imaginarium
4.
без понятия, nihil negativum
Отсюда видно, что пустое порождение мысли (№ 1) отличается от бессмысленной вещи (№
4) тем, что первую нельзя причислить к области возможного, потому что она есть только
вымысел (хотя и не противоречивый), а вторая противоположна возможному, так как
понятие упраздняет даже само себя. Но и то и другое пустые понятия. Что касается mhil privativum (№ 2) и ens imaginarium (№ 3), то они суть пустые данные для понятий. Нельзя
представить себе тьму, если чувствам не дан свет, точно так же нельзя представить себе
пространство, если не восприняты протяженные вещи. И отрицание, и одна лишь форма
созерцания не могут без чего-то реального быть объектами.
Эпилог
Я нервничала. Желудок скручивало, вызывая тошноту, хотя я с
утра ничего не ела.
— Волнуешься, — не спрашивая, а скорее, констатируя факт, произнесла Кэссария.
Девушка стояла за моей спиной, помогая застегнуть нежно-
фиалковое платье. В тон моих глаз.
— Конечно она волнуется! — ответила за меня Теа, заканчивая
поправлять мою прическу. — Такой день! Нужно выглядеть лучше
всех!
— Я понимаю, — мечтательно прикрыв глаза, ответила Кэсс. — Я
до сих пор с теплотой вспоминаю нашу с Фаром помолвку. А теперь
даже завидую Миль, что ей только предстоит все это пройти.
Глядя на свое отражение, невольно вспомнила недавние
события: как Дориан в один прекрасный вечер позвал меня на
очередное свидание, которое оказалось вовсе не обычным
ужином.
Он перенес нас на скалистый берег, к самой кромке океана. Мы
стояли на огромной высоте, а под нами вниз опадали отвесные
стены горных пород. Внизу их шумно облизывали бурлящие волны, но до нас доносился лишь грохочущий звук, а вот почувствовать
капли соленой воды было невозможно на такой высоте.
Дориан посмотрел на меня с улыбкой и по-мальчишески
задорно спросил, не желаю ли я прокатиться на его драконе. Разве
могла я отказать?
Впервые я видела вторую ипостась моего любимого. Он был
великолепен! Пламенная чешуя буквально полыхала огнем, а
красные крылья были такими огромными, что я могла бы
несколько раз завернуться в их неожиданную мягкость. Да, я
потрогала крылья дракона! Ни с чем не сравнимое удовольствие...
Хотя...