Пламя Авроры

Я включаю двигатели, сильно отталкиваясь, когда мы взлетаем сквозь обломки «Хэдфилда». Двигаясь сначала медленно, я веду нас мимо массивных переборок и разрушающихся стен, тонн металла, нарастающих с пугающей скоростью. На дисплее я вижу приближение «Нуля» — крошечной зеленой точки, которую окружила дюжина пульсирующих алых точек, и мы с Авророй — две белые точки. Я пролетаю сквозь бурлящий шторм обломков, снопов металла размером с дом, разорванных на части, как папиросная бумага. Сейчас мы движемся быстро — достаточно быстро, чтобы любое столкновение убило нас. Чернота снаружи корпуса «Хэдфилда» освещена взрывами и трассирующим огнем, и я ощущаю его внутри себя. Того, кем я был воспитан, напрягаясь при мысли о битве, о пролитой крови.

И`на Сай`нают.

Но я прогоняю его. Прочь.

— Держись за меня, — говорю я.

Аврора прижимается ближе, ее глаза с удивлением смотрят на меня. Вокруг нас царит хаос, буря искореженного металла и обломков, в то время как «Хэдфилд» продолжает рушится. Я кружусь по спирали между огромными трубопроводами, кувыркаясь из конца в конец, двадцать тонн разрушенного люка прорезают черноту всего в метре от моей головы, «Ноль» все ближе.

— Ваша скорость недостаточна, Легионер Гилрайт.

Я вижу приближающийся «Нуль», ржавый и уродливый, но летящий к нам быстро и прямо, словно благородный клинок. Я вижу бойцов «Гефеста», роящихся вокруг него, точно светлячки в темноте. Я корректирую курс, придерживаясь пути, обозначенного на моем дисплее, реактивный ранец теперь горит на максимуме, взмывая вверх по плавной дуге, чтобы перехватить наш корабль, двери его стыковочного отсека широко открыты, чтобы принять нас, маяк во мраке. Трассирующий огонь бесшумно разливается в ночи, и Аврора сжимает меня так крепко, что мне трудно дышать, сердце колотится о ребра.

— Мы приближаемся, — говорю я.

— Я вас вижу! — кричит Тайлер. — Еще несколько секунд.

— Альфа, скорректируйте курс, ноль целых четыре десятых градуса…

— Понял, понял!

— У них не получится!

— Кэл, остановись!

Пятно ржавого металла. Отблеск первозданного света. Красивая девушка в моих объятиях. И все вокруг нас беззвучно. Я вижу это в замедленной съемке, «Нуль» маячит перед нами, крошечные мгновения моей короткой жизни мелькают у меня перед глазами. Мы с сестрой стоим под деревьями лиас с нашим отцом и тренируемся в Искусству Волны. Мой Внутренний Враг, потягивается и изгибается, расцветая, словно цветок в темной земле под его рукой. Моя мать, тянет руку, чтобы коснуться моего лица, синяки на нем, вызывают слезы на ее глазах, ее слова звучат в моей душе.

В любви нет места жестокости, Кэлиис…

— Входим!

Свет становится ярче, и я крепко обнимаю Аврору, когда мы влетаем через открытые двери отсека. Я отключаю двигатели, чтобы остановиться; поворачиваюсь, чтобы защитить ее своим телом, когда мы ударяемся о дальнюю стену. Зубы прикусывают язык, а мозг грохочет в черепе, когда мы сталкиваемся с переборкой и падаем на палубу. Я чувствую вибрацию закрывающихся за нами дверей отсека. Аврора лежит на мне, задыхаясь, в моих объятиях. Ушибленная. Бездыханная.

Но живая.

Гравитация возвращается, и волосы падают ей на лицо, нос испачкан кровью. Но когда она приподнимается, чтобы посмотреть на меня, это все равно самое прекрасное зрелище в моей жизни. В шлюзе восстанавливается атмосфера, и она возится с застежками своего шлема, стягивает его и убирает волосы с глаз, сияя триумфом.

— Святые пирожки, это было невероятно, — выдыхает она. Она улыбается, сбитая с толку, изумленная. Ее глаза дикие, безумные от простой мысли, что мы живы, несмотря ни на что, живы. И прежде чем я успеваю сообразить, что она делает, она тоже протягивает руку и снимает с меня шлем. — Ты невероятный.

— Аврора..

А потом ее губы прижимаются к моим, заглушая любую мысль или слово. Она хватает мой костюм и тянет меня ближе, вдыхая воздух в мои легкие, когда я прижимаю ее к груди, настолько сильно, что еще чуть — чуть и я сломаю ей что-нибудь. Она — мечта, живая и теплая в моих объятиях, и я сгораю от ее прикосновений, ее запаха, ее вкуса. Она — дым и звездный свет, она — кровь и огонь, она — песня в моих венах, древняя, как время, и глубокая, как Пустота, и когда я чувствую, как она прижимается ко мне, ощущаю мягкое прикосновение ее языка к моему, она едва не уничтожает меня.

Поцелуем.

Такое крохотное слово, для столь невероятной вещи.

Наш первый поцелуй.

Я пылаю от сладкой и настойчивой мягкости её губ, от резкого давления зубов, когда она прикусывает мою губу, кончики её пальцев путаются в моих косах. Её прикосновения сводят с ума, и для моего вида в них так много значимости, за этим стоит так много обещаний, а для меня нет ничего… совсем ничего, кроме ощущения её тела в моих объятиях и единственного слова, которое сияет как первый восход солнца перед глазами.

Еще.

Я хочу большего.