Пламя Авроры

Тот же глиф, что был на лбу у моей матери.

В насилии нет любви, Кэлиис, сказала бы она мне.

Я тянусь к полу под собой. Пальцы ищут осколки хрусталя, отколовшиеся от стены. Я подбираю осколок, длинный и заостренный, точно кинжал. Я смотрю на всех тех бедняг, из которых мой отец черпает силу. Кристалл врезается в ладонь, когда я крепко сжимаю его. Не потребовалось бы много времени, чтобы покончить с ними. Освободить их от подобной жизни. Ослабить его. Быть может, даже свергнуть?

Милосердие — прерогатива трусов, Кэлиис.

Но нет. Это выбор, который сделал бы он, а не я. И если мне суждено наконец выйти из его тени, я не могу сделать это, погрязнув во тьме. Я — не моё прошлое. Я не тот, кто создал самого себя. Но мне суждено стоять в лучах солнца.

Неважно чего это будет стоить.

Я крадусь по дрожащему хрустальному полу с кристальным кинжалом в руке, борясь с бурей силы, которая нарастает. Отец и бе`шмай сцепились друг с другом, Оружие вокруг подрагивает от тектонической ярости. У Авроры из носа идет кровь, из глаз и ушей. Её руки дрожат. Колени подгибаются.

Ей не выиграть в одиночку.

Но в чем суть?

Она никогда не была одна.

Я возникаю позади отца. Как тень. Словно прошлое, которое вернулось, чтобы преследовать его. Точно голоса десяти миллиардов, свергнутых в Пустоту, и моя мать среди них. Я обхватываю рукой его горло и вонзаю кинжал в сладкое местечко между пятым и шестым ребром. Кусок кристалла прорезает отцовскую броню, на краткий и прекрасный момент, я ощущаю, как он разрезает плоть, лезвие погружается глубже, прямиком к сердцу, которое, как я надеюсь, у него все еще есть.

Но потом оно останавливается.

Я ощущаю хватку на запястье, хотя он даже не касается меня. Я ощущаю его руку у себя на горле, хотя его собственные руки до сих пор сцеплены с руками Авроры. Я сопротивляюсь, бессильный, задыхаюсь, когда его хватка лишь усиливается. Он оглядывается через плечо, его глаза горят холодным пламенем.

— Ц, ц, ц, — произносит он.

Взмахом головы он отбрасывает мою бе`шмай назад, она катится по полу, задыхаясь и истекая кровью. А затем он поворачивается ко мне. Меня удерживают на месте. Я подвешен в трех футах от пола, совершенно неподвижно. Он смотрит на меня и вокруг нас бушует шторм. Сейчас он так сильно изменился. Узы, что когда-то связывали нас, разорваны. Но я смотрю в его глаза, и мне кажется, что я все еще вижу, что в глубине души еще осталось что-то от того, кем он когда-то был. Что от человека, которого я боялся, любил и ненавидел.

— Итак, — разочарованно произносит он. — Ты все же сын своей матери.

И хотя я не могу пошевелиться, чтобы ударить его, мне едва хватает сил, чтобы дышать, я делаю усилие, чтобы произнести:

— Я не т-твой.

Его глаза сужаются. Вокруг нас поднимается сильный ветер, Странники начинают кричать, а я смотрю на девушку, которая стала моим всем, и вижу, что она поднимет голову и смотрит на меня в ответ.

— К-Кэл…

— Бе`шмай, — шепчу я.

А потом я чувствую, как мой отец проникает в мой разум. И он разрывает меня на час..

39

Тайлер

Вспомогательная подача энергии в этой секции корабля восстановлена, и мы с Саэди направляемся к спасательным капсулам в тусклом свете аварийных огней. Я предполагаю, что отряды морской пехоты ЗСО всё ёще разыскивают нас на уровне задержания, но атака Несломленных, похоже, отнимает большую часть внимания экипажа. На палубах кипит жизнь: морские пехотинцы, техники, ремонтные бригады, пилоты спешат на свои боевые посты, корабль то и дело содрогается вокруг нас, в складке бушует битва. Сообщения, которые мы слышим через наушники в украденных шлемах, не слишком оптимистичны. Оказывается, мы с Саэди оба ошиблись — на нас налетел не «Призрак», а четыре сильдратийских крейсера класса «Банши». Корабль, на котором мы находимся, «Кусанаги», тяжелый авианосец, но у «Банши» есть технология маскировки, которая делает их невидимыми для обычных радаров, вероятно, так они и сумели к нам подкрасться. Это означает, что артиллеристам «Кусанаги» придется прицеливаться визуально, что довольно сложно, когда противник движется со скоростью несколько тысяч километров в секунду. Всё это указывает на то, что корабли Сильдрати меньше, это все равно, что четверо на одного.

Честно говоря, я понятия не имею, кто одержит победу.

«Кусанаги» сотрясает еще один взрыв, и Саэди падает на меня, а я на стену. Мимо нас проносятся полдюжины земных техников, сигналы тревоги завывают, пока я пытаюсь подняться на ноги.

— На будущее, — спрашиваю я, удерживая равновесие, — если ты снова упадешь, а я тебя поймаю, ты снова ударишь меня коленом в пах?

— Помолчи, Тайлер Джонс, — вздыхает Саэди, шатаясь.