Пламя

Сиделка держала кружку, склонившись над кроватью, пока он с трудом пил, затем поставила ее на столик. Накрыв отца одеялом, она подошла ко мне с окровавленным маленьким полотенцем в руках и прошептала:

– Боюсь, ему недолго осталось.

Бросив взгляд в сторону кровати, я заметил, как он сжимает в немощных пальцах одеяло, его впалые щеки и потрескавшиеся губы, увядшее тело, такое слабое и худое. В своей белой пижаме отец напоминал скелет, на который набросили простынь.

Он всегда казался мне величественным. Мы не были близки, но в детстве я все равно считал его богом. А теперь посмотрите на него.

Папа вновь закашлял. Я кивнул сиделке, прошел мимо нее и обхватил рукой его корчившееся тело, пытаясь поддержать, в то время как он, согнувшись, давился кашлем.

– Давай помогу.

– Перестань! – рявкнул отец, отбиваясь от меня. – Не делай вид, словно не предпочел бы оказаться сейчас в любом другом месте.

Господи. Отпустив его, я выпрямился и провел пальцами по волосам. Тело отца тряслось из-за безуспешных попыток вдохнуть. Когда он опустил полотенце, которым прикрывал рот, на ткани осталась кровь. Занервничав, я стиснул челюсти. Это уже не мой отец.

Тяжело дыша, он упал обратно на подушку. Отвернувшись, я снял и бросил на стул свой пиджак, ослабил галстук, глубоко вздохнул и попытался посмотреть ему в лицо.

С тех пор как папа оказался прикован к кровати несколько недель назад, я практически не появлялся здесь. Болезнь быстро подкосила его. Ума не приложу, почему было настолько тяжело видеть отца в таком состоянии. В конце концов, я сомневался, что буду скучать по нему.

Или дело в моей неспособности проявить сочувствие? Я точно не знал, но определенно пребывал в замешательстве.

– Твоя мать ходит по магазинам, – произнес он с одышкой, посмотрев на меня. – Планирует путешествие в Италию, которое должно помочь ей справиться с моей смертью.

Отец хрипло, клокочуще засмеялся, и я увидел кровь на внутренней поверхности его губ.

Дориан Грей. Вот кого он мне напоминал. Всю жизнь я считал его молодым человеком, жившим на полную катушку. А сейчас груз последствий совершенных за всю жизнь поступков разом обрушился на отца, обнажив его истинную сущность: дряхлую, уродливую, тщедушную…

Он умирает страшной смертью, в полном одиночестве. Мать считает дни до его кончины, и я не могу винить ее.

– Я хотел большего, Джейсон. – Отец поднял глаза, полные отчаяния. – Думал, я стану более значимым. Друзья, вечеринки, деловые встречи, власть и деньги… Если тебе кажется, будто они чего-то стоят, взгляни на меня, – взмолился он, часто дыша. – Я умираю один. Жизнь продолжится своим чередом. Может, мое имя останется в памяти людей на какое-то время, однако я начинаю осознавать, как легко меня заменить. Обо мне уже практически забыли.

Нагнувшись, я поправил его одеяло.

– Это не так.

Он остановил меня, схватив за руку. Его холодные пальцы сжали мое запястье. Я уставился на наши руки: одинакового размера, с похожими ногтями, широкими костяшками пальцев…

– Ты меня любишь? – тихо спросил отец.

Подняв глаза, я словно увидел свое отражение лет через тридцать. Придется ли мне задавать Мэдоку такой же вопрос?

Не получив ответа, он отпустил мою руку и отвел взгляд.

– Никто не приходит. А если приходят, то лгут.

– Тебя это заботит?

Отец вновь посмотрел на меня с очевидной безысходностью и признался:

– Я не хочу умереть в одиночестве. Твоя мать не будет по мне горевать. А все остальные женщины, с которыми я ей изменял, не дали мне ничего значимого. Я погубил свой брак. Уничтожил свою семью.

На мои плечи рухнул десятитонный груз. Накрыв лицо ладонями, я ощутил, как его слова просочились в мозг.

Я не такой, как он. Кэт – моя единственная женщина. Я не завел себе целый гарем. Она особенная. Мэдок поймет. Мы не окажемся в аналогичном положении, он не будет ненавидеть меня за то, что я не уделял ему времени, предпочитал шлюх нашей семье, причинил боль его матери.

Я больше так не мог.

После смерти отца я наконец-то буду волен самостоятельно распоряжаться собственной жизнью, жизнью с Кэт и нашими детьми, включая Мэдока.

– Папа, я люблю Кэт. Я не могу от нее отказаться…

– Неважно, – перебил он. – Ты и ее подведешь.

Глядя на него, я вспомнил фразу, с детства укоренившуюся в голове. Отец говорил: «Неудача – это выбор, который легко может превратиться в привычку».

В душу закрались сомнения. Что, если я женюсь на Кэт и наш брак тоже рухнет? Вдруг я изначально так привязался к ней только потому, что был жалок и алчен? Точно как отец.

Где будет жить Мэдок, если мы с Мэдди разведемся? Он возненавидит меня? А вдруг Мэдди снова выйдет замуж и приведет в жизнь нашего сына человека, который окажется гораздо лучше меня?

– Важен только Мэдок, – продолжил отец. – Не разочаруй его. Не причини ему боли.

Мой сын. Ребенок, который начинал обращать внимание на своих родителей, замечать не только их любовь к нему, но и то, как они относятся друг к другу. Я уже вижу, что он больше любит мать. И чему тут удивляться?