Плач земли

– Вас видели на рабочем месте позавчера, – продолжал объяснять штатский. – В том числе, как вы входили в кабинет босса в его отсутствие.

– Меня точно не было там! – глаза Тео расширились.

– Показания пяти свидетелей говорят иное.

Тео стукнул кулаком по столу, заставив одинокую тарелку уныло звякнуть донышком. Что и требовалось доказать. Сотрудники этой гнилой конторки скажут что угодно и подставят любого, если им пригрозить увольнением. Практически все вчерашние друзья Тео по работе боялись потерять свои места. И послушались главного. Тео не сомневался, что они даже не возражали боссу.

– Это жирный ублюдок настрополил их! – ярость опьянила Тео. – Я в тот день был дома. Я был… с женщиной!

– Я попридержал бы на вашем месте язык, – штатский нахмурился. – Кто ещё может подтвердить ваше алиби? И доказать, что вы действительно были здесь?

Анацеа. Она могла бы. Вот только нет её больше в Иммортеле. И никаких следов пребывания на этой земле она не оставила. Вряд ли Анацеа когда-нибудь сюда вернётся. И, впрочем, Тео сам выбрал бы другую сторону, если бы у него был выбор.

Ситуация хуже некуда. Алиби у него нет. Хотя…

– Я интегрировал с ней! – выпалил Тео. – Моя провинность должна числиться в реестре ФСО. Многократная, прошу отметить. Проверьте информацию.

– Мы проверяли. Данных о провинностях ФСО не даёт, значит, их не было.

– Не может быть! – Тео обхватил голову руками. – Это подстава какая-то!

– А эта женщина может подтвердить ваше алиби? – повторился дознаватель.

– Могла бы, если бы была здесь! Но вчера она вернулась домой…

– Домой?

– Да, – Тео от волнения плохо контролировал себя. – Через портал. В свой город. На Девятый Холм.

Сообразив, как звучит его речь в чужих ушах, Тео попытался встать, но собеседник, опустив руки ему на плечи, резким движением усадил обратно.

– Девятый Холм, – в голосе дознавателя послышалась насмешка. – Портал… Интересно.

– Да если б вы только видели! – прокричал Тео в отчаянии. – Это была реальность!

– Я вам верю, верю. Будьте спокойны, прошу вас.

Повернувшись к спутникам, штатский тихо произнёс:

– Реаниматоров на себя.

Наказания, впрочем, не последовало. Потому что факта присутствия Тео на рабочем месте никто так и не доказал. Но зато были три месяца лечебницы для больных с диссоциацией психоструктуры. Тяжёлые лекарства, подавляющие волю и уволакивающие на грань яви и небытия, в чертоги спутанных ночных кошмаров. И сеансы бесконечных бесед с реаниматорами на одну и ту же тему. Порталы, интеграция, женщина. Женщина…

Раз за разом, Тео вспоминал всё до мельчайших деталей, и дозы препаратов, вводимых ему, росли. Лишь к концу второго месяца он начал догадываться, чего они ждут. Его драгоценные воспоминания для реаниматоров – лишь бред диссоциировавшего. Решение лежало рядом. Нужно было лишь притвориться, что всё забыто, и изобразить самокритику. Впрочем, притворялся Тео отменно.

Под конец третьего месяца лечения, внезапно объявилась девушка, которая видела их вместе с Анацеа на разъезде. Дея, кажется. После того, как её опросили, выяснилось, что таинственную гостью с Девятого Холма видела и соседка Тео. Подробностей им, конечно, никто не рассказывал.

Тео прекрасно запомнился день, когда после утренних процедур его спешно отправили на выход с вещами. Он никогда не сможет забыть, как стоял на пустыре у лечебницы прямо в больничной пижаме и тапочках, сонный от препаратов и заторможенный. Как просыпающийся разум заново давал названия знакомым вещам и явлениям. Как шёл девять километров по асфальтовой дороге, отделяющей изолированный мир медицинского учреждения от цивилизации, и как на него смотрели человеческие особи, когда он ворвался в город. Здания, что Тео видел ежедневно, работая на разъездах, теперь казались незнакомыми и враждебными, а ритм жизни – непривычным и торопливым. Казалось, что его бросили в гигантский муравейник с размаху.

К счастью, Тео добрался до дома без происшествий: финансовые единицы с его чипа не сняли. Он зашёл в запылённую комнату, разворошённую обыском, не раздеваясь, рухнул в кровать и крепко заснул.

На следующий день к Тео снова явились люди в штатском. Но уже не с обвинениями, а с подпиской о неразглашении государственной тайны. Где, собственно, крылась тайна – никто даже не соизволил объяснить: его просто поставили перед фактом. Когда Тео после долгих уговоров соизволил поставить закорючку подписи на плотном листке бумаги, перед ним даже извинились за ошибку. Ему сообщили о законном праве на реабилитацию, смену имени и числового коэффициента, и выдали на руки необходимые разрешения. Встреча оставила неприятный осадок и стойкое чувство вины за нарушенное табу. Только вот что именно он должен был забыть, Тео так и не понял.