Плач под душем

– Не тешь себя иллюзиями. Этого не будет. Никогда.

– Хорошо. Раз так, послушай, что я скажу. Я думал всё утро. И сейчас я собираюсь выйти из дома. У меня есть два направления. Я могу поехать к тебе на работу, это первое. Но я могу выбрать и второе. Так что решать тебе.

– Знаешь, по-моему, это тебе необходим доктор!

– Если ты сейчас скажешь, что готова мириться, я немедленно еду к тебе. Но если ты откажешься вернуться домой категорически, я выберу второе.

– Не могу понять, чем ты мне угрожаешь. Поэтому – пошёл к черту!

– Этотвоё последнее слово!

– Разумеется! Пошёл к черту и как можно на дольше! Я не собираюсь тебя видеть! И чем мириться с тобой, лучше утоплюсь!

– Ладно. Ты сама выбрала свою судьбу.

В трубке раздались короткие злобные гудки, и я недоуменно уставилась на белый аппарат телефона. Что это было? Чем он угрожал? Чушь какая-то! Полная нелепость! Я не поняла ничего из его слов! Чем он мне угрожал? Что он может сделать? Или на почве потрясения он действительно съехал с ума? У меня не было времени ломать голову. В конце рабочего дня я захватила чемодан и отправилась к Галине.

Ещё в прихожей я обратила внимание на её растерянный вид.

– Что-то случилось?

– Да, в общем… Понимаешь… сначала я не хотела тебе говорить… Но лучше, если ты будешь знать…

– Не тяни! Этот кретин, мой бывший супруг, явился сюда?

– Твой муж? Нет. Тут совсем другое… буквально полчаса назад у меня были из милиции… Следователь по фамилии Никитин. Кажется, капитан.

Чемодан грохнулся на пол.

– Но зачем он к тебе приходил? Почему именно к тебе? Что он хотел?

– Он спрашивал, правда ли, что в ночь на такое-то число ты провела у меня в квартире. Я сказала, что да, правда. И тут… ты меня извини… но поступить иначе я не смогла…. Он спросил, в котором часу ты пришла и я сказала… я сказала, что в три ночи….

– Ты это сказала?

– Да… что у тебя была важная деловая встреча и что ты пришла около трёх… Я не должна была этого говорить, наверное… Но он такой хитрый, он из меня буквально вырвал… я испугалась…

У меня похолодели руки.

– Ничего страшного. Раз сказала – что поделаешь. Вопрос в другом: откуда он узнал, что ночь убийства Ольги я провела именно у тебя?

– Убийства? – взвизгнула подруга. – Какого убийства?!

– Этой ночью убили мою компаньонку, Ольгу. Откуда он узнал, что я была у тебя?

– Наверное, ты сама сказала…

– Нет. Я ничего не говорила. Если только…

Мною овладели самые плохие предчувствия. Галина растерянно уставилась на меня.

– Ты её убила, Наташа? У тебя такой характер… Ты можешь…

– Нет. Жизнью тебе клянусь – не я!

Я не знала, верит она или нет, но видела, что она слишком напугана появлением в доме милиции и собирается выставить меня за дверь. Я не собиралась злоупотреблять её терпением, поэтому дала себе слово, что найду квартиру в ближайшие несколько дней. И ещё одно слово: утром найти хорошего адвоката и с помощью каких-нибудь связей положить конец этим преследованиям. И обязательно позвонить Рыжику (я не заметила, как мысленно назвала его, самого любимого на этой земле, так, как называла в далёкие-далёкие годы прежде – Рыжик), и быть уверенной в поступках, и ничего не бояться, я…

Галина постелила мне на диване. Я легла в чистую, пахнувшую травами постель. Все тело болело, и я знала: эту ночь я не буду спокойно спать. Я не смогу заснуть, даже если до рассвета стану считать глупых и никому не нужных (как я) овец.

Боль. Слепящий колодец, по гладким стенкам которого я скатываюсь вниз, не чувствуя ног. Боль пульсирует, рвётся, жадно желает жить, прожигает плоть раскалённым дыханием обнажённых нервов. Только боль…. Больше ничего нет. Разве что пятно, на котором пульсируют и дрожат смутные, неясные тени… Сколько мне наложили швов? Насколько это до боли осталось в моей памяти… Я помнила всё: каждый шов и свою кровь, ещё до погружения в бездну разлившейся дурноты, где выступал отравой и мутью сам воздух. Где они были, эти швы? Мысли блуждали в слепящем колодце боли, в туманящей дурноте… Их невозможно собрать. Слишком быстрые, они проскальзывали сквозь мои изломанные пальцы.

Дурнота означала, что мне всё-такидали наркоз. Там, несколько часов назад, вместе с болью были надрывные голоса, в сверкающей чистым кафелем операционной. Несколько рваных, грубых, проникающих сквозь мышцы и вены в самую сокровенную сердцевину сверкающего колодца боли, уничтожающей и мысли, и глаза… Визгливые… особенно визгливый один. Женский.

– Вы что, из ума выжили? С чего вдруг я буду ей давать? Вы не понимаете, сколько стоит одна ампула? Я могу вам это сказать! Это средство у нас получают не все пациенты! Только очень состоятельные, способные заплатить. А вы хотите, чтобы я ей бухнула целую ампулу! Просто так! Мало того, что вы привозите мне по ночам всякий сброд, так ещё требуете, чтобы я делилась наркозом? Ничего, вживую зашьют! Тоже мне барыня! Пусть сдохнет, на том свете будет лучше, чем в тюрьме! Я вашим уголовникам бесплатно давать наркоз не буду! И нечего мне тыкать в лицо всякими бумажками!

Голоса, топот ног…Слепящий колодец… Всёниже и ниже…