– Просто ляжем в одну кровать. Я клянусь, что не буду приставать к тебе, – он подошел к высокой железной кровати, откинул покрывало. Постель показалась Нине на удивление свежей, недавно застеленной. – Раньше мы всегда спали с мамой. Ну, тогда, когда я был маленький. Зачем я вырос? Теперь я один, совсем один…
Нина ужаснулась: перед ней стоял другой человек. Он был болен, неизлечимо болен одиночеством, и это связывало их больше, чем любые обещания, слова. Он так нуждался в ней. В его глазах была такая отчаянная тоска, что ей стало невмоготу смотреть на это. Она прижала голову Димы к груди, почувствовав, как он успокаивается.
– Я останусь, – тихо сказала Нина. Помогая ему, она надеялась излечиться от собственной неутихающей боли.
Дима радостно засуетился, выключил люстру, зажег два огарка свечи. Он несколько секунд любовался желто-оранжевыми языками племени, а потом резко оглянулся на Нину. В его глазах промелькнуло безумие: пустой, тяжелый, пронизывающий, но одновременно проходящий мимо взгляд. Нина отшатнулась к двери, снова вспомнив, что она заперта.
– Ты где любишь спать, у стены или на краю? – улыбнувшись, спросил Дима.
– На краю.
– Вот и хорошо, – он быстро снял с себя потертые джинсы, носки и, оставшись в длинной футболке неопределенного цвета, юркнул под марселевое одеяло. Отогнув один его угол, жестом позвал Нину.
– Отвернись, – попросила она. Дима мгновенно отвернулся к стене, а она сняла с себя платье и осталась в одном нижнем белье. В голове засела мысль, что ничего более глупого она за все свои девятнадцать лет не совершала, но отступать было поздно. Она быстро заплела волосы в косу, чтобы они не мешали. Еще раз покачав головой, она устроилась рядом с Димой. Потом повернула голову и по привычке посмотрела в окно: звезды молчали, посылая издалека немеркнущий холодный свет. Тогда Нина решила поговорить со своим странным знакомым. Такие разговоры в полумраке зажженных свечей должны быть полны откровенных признаний. Посмотрев на Диму, Нина поняла, что он засыпает.
– Спокойной ночи, – разочарованно сказала она, поправляя одеяло, машинально прокладывая его между ними, как неприступную границу. Нина улыбнулась. Она поражалась тому, что происходит с ней в последнее время. Соболева не стало, не стало и той женщиныребенка, избалованной и легкоранимой, что была рядом с ним. Она превратилась в истеричную девицу, полную страхов и комплексов, избавляться от которых решила весьма своеобразно.
– Спокойной ночи, муза, – промурлыкал Дима, уже впадая в сон. Он по-детски зачмокал губами, поворачиваясь к Нине лицом. Его тонкая рука осторожно прикоснулась к ней. – Спи спокойно. Ничего того, чего ты боишься, не произойдет.
– Я ничего не боюсь, – мгновенно ответила Нина. Пожалуй, Дима неправильно понял ее тон. – Я бесстрашная. Разве ты не понял?
– Понял, сразу понял, – миролюбиво согласился Дима. – Только я – импотент. Это автоматически решает многие проблемы. Спи. Я не посягну на твою честь. Мне нужно твое тело, но только для работы, исключительно для искусства.
Нина посмотрела на его лицо с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Признание Димы оказалось неожиданным. Что же с ним произошло? Мать – сумасшедшая, сын – импотент, отец… Кстати, о нем ничего не было сказано. Означает ли это, что его нет? Или есть, но давно живет другой жизнью. Обстановка в комнате тоже не давала ответов на эти вопросы. Все было слишком запущено, чтобы понять, сколько человек обитает здесь. Нина решила отложить расспросы до утра. Нужно было спать, чтобы встретить утро с более-менее свежей головой. К своему удивлению, Нина очень быстро отключилась. Размеренное похрапывание Димы не вызывало раздражения, а, напротив, действовало умиротворяюще.
Утром Нина открыла глаза, почувствовав дискомфорт. Оказывается, Дима лежал, повернувшись к ней и разглядывая ее лицо. Нина потянулась и, улыбнувшись, посмотрела на него.
– Доброе утро, – сказала она. – Ты разбудил меня.
– Доброе утро, прости. Я не так давно проснулся сам. Оказывается, я спал с богиней! – Дима широко улыбнулся и провел кончиками пальцев по крыльям ее носа, подбородку, губам. – Это был не сон. Сегодня ты мне кажешься еще прекраснее.
– Ты помнишь, о чем говорил вчера?
– Все, до последнего слова.
– Мне можно спрашивать дальше?
– Лучше не надо, – Дима заметно занервничал и, откинув одеяло, легко перебросил свое тело через Нину. Оказавшись на холодном полу, засуетился в поисках. Он нашел тапки, имевшие такой же жалкий вид, как и все в этой комнате, быстро сунул в них ноги. – Я вскипячу чайник. А ты полежи, еще рано.
Дима натянул джинсы и, открыв дверь, вышел из комнаты. Когда он вернулся, Нина уже поднялась и привела себя в порядок. Оделась, волосы переплела, закрепила валявшейся на столе черной резиночкой. Осматриваясь по сторонам, Нина ужаснулась – при ярком солнечном свете комната была еще более запущенной, чем показалось вчера. Дима стоял с горячим чайником, наблюдая за тем, как мысли отражаются на ее лице.
– Ты права – полный хаос, – кивая головой, сказал он. – Но я так живу и давно привык к беспорядку.