Плач палача

– Он это сказал? – тихо спросил Соболев, едва найдя в себе силы разжать сухие губы. В его слабом голосе было столько иронии, что Нина покраснела. – Ты не научилась врать, милая. И я не хочу тебя обманывать. Я устал делать это, честно говоря. Я вообще от всего устал.

– Это не разговор. Ты сдаешься, не попробовав бороться.

– Силы не равны. Возмездие против животного желания выжить… – Соболев провел языком по спекшимся губам. – Никакая операция мне не поможет. Давай смотреть правде в глаза. Я не знаю, выйду ли отсюда вообще. Не смотри так, я получаю по заслугам. И ко всему Всевышний остается милостивым ко мне.

– Милостивым? – Нина негодующе сжала кулаки.

– Да. Он не позволит мне увидеть, как твоим сердцем и мыслями завладеет другой мужчина. Для меня это хуже смерти, милая. Я даже не знал, что способен так любить. Спасибо тебе. Ты – самое лучшее, что у меня было, незаслуженное блаженство.

– Я не могу больше слышать, как ты все это говоришь. Ты прощаешься! Не смей!

– Послушай, – Соболеву становилось все тяжелее говорить. – У меня есть к тебе просьба. Самая последняя. Отказывать нельзя, слышишь?

– Слушаю.

– Я прошу тебя стать моей женой, – выдохнул Геннадий и почувствовал, как слеза скатилась по щеке. Он не мог поднять руку и вытереть ее. Он словно разгрузил целый состав с невероятным количеством груза – болело все тело. – Ты однажды отказала мне под предлогом, что нельзя знать, чего ожидать от человека, который окажется рядом. Так вот, со мной все предопределено, а вскоре все вообще станет формальным. Не отказывай, пожалуйста, не ускоряй мой конец. Я так хочу услышать твое «да».

– Зачем тебе это сейчас нужно? – Нина в панике отошла на пару шагов от кровати, оглянулась на выход из палаты: сестра показала, что ее время истекло. Кивнув ей, Нина снова подошла к Соболеву. – Зачем, отвечай!

– Даже приговоренному к смертной казни не отказывают в последней просьбе, а я не совершил никакого смертного греха. Клянусь, что больше ни о чем не попрошу тебя. Стань моей женой, Нина. Можешь даже фамилию мою не брать. Только согласись, девочка, ради бога!

– Я поняла. Это ради квартиры, ради всего, что у тебя есть, да? Мне ничего не нужно, ничего. Твои подарки и память о радостных днях, которые были, – все, что я унесу с собой из твоего дома.

– Я хочу, чтобы он стал нашим, – Геннадий пошевелил пальцами, пытаясь накрыть ими лежащую на краю постели руку Нины. Она пододвинула руку и снова ощутила леденящий холод. – Ты не можешь мне отказать.

– Мне больше не нужно доказательств твоей любви, – Нина подумала, что самое время разреветься, уткнуться Геннадию в грудь и замереть, но слез не было. Вместо них она почувствовала решимость сделать все, о чем просит этот измученный болью мужчина.

Это был единственный выход для нее. Соболев, как всегда, прав, он давно все продумал. Нелепо говорить о том, что он выбрал подходящий момент, чтобы заговорить об этом снова.

– А мне нужно, – улыбнулся Соболев. – Докажи, что ты готова стать женой такой развалины, как я. Клянусь, я не стану долго мучить тебя. Не дай мне умереть с тяжелым сердцем. Я виноват перед тобой.

– Я не вижу никакой вины.

– Я виноват. Я старше, я сбил тебя с пути истинного, – тяжело выдохнул Геннадий. Его лицо исказила гримаса боли. – Я должен был пройти мимо, но не смог… Слабый, безвольный, больной мужчина – кратко о кандидате в мужья. Как тебе? Согласна помучиться?

– Я согласна мучиться с тобой до конца своих дней, – Нина наклонилась и поцеловала Геннадия в щеку. Сначала хотела в лоб, но в последний момент – в щеку. – Только тебе, жених, досталась идеальная невеста. Ко всем своим неоспоримым достоинствам я теперь портниха широкого профиля, прошу учесть!

– Поздравляю. Это замечательно. Профессия – ты умница, я горжусь тобой.

– Мы будем так здорово выглядеть, что это вызовет поток зависти. Хорошо, что марш Мендельсона у них играет магнитофон – в противном случае музыканты были бы не в силах доиграть. Ты готов к этому?

– Да, милая. Я готов ко всему, кроме твоего отказа.

– Я согласна, Гена.

– Девушка, выходите, пожалуйста, – недовольно сказала медсестра, подошедшая делать очередной укол. – Здесь не место для долгих разговоров.

Нина наклонилась и снова поцеловала Геннадия, только теперь – в сухие, горячие губы. Этот контраст холодных пальцев и обжигающих губ заставил ее удивленно посмотреть на него. Соболев устало повел глазами, глядя Нине вслед.

Она понимала, что не оправдала надежд врача. Она не повлияла на Соболева. Напротив – она ускоряет его уход. Она убивает его, вместо того чтобы настоять на операции. Он уверен в том, что это бесполезный шаг. Иначе он схватился бы за него. Он воспользовался бы им просто для того, чтобы дольше оставаться рядом с нею. Но он отказывается, значит, она примет его выбор. Она должна быть готова к его уходу. Нина нашла в себе силы улыбнуться ему. В его глазах кроме радости теперь была благодарная нежность. Нежность любящего мужчины, которому остались лишь воспоминания.

– До встречи, Ниночка, – Соболев подмигнул ей. – Выпишусь – и под венец.

– До встречи, милый, держись.