Плач палача

Нина остановилась, посмотрела на свой портрет. Геннадий посоветовал повесить его именно в гостиной. В спальне его мало кто увидит, а вот здесь он открыт для всех гостей, захаживающих в их дом. Гости бывали редко. Но Соболеву доставляло огромное удовольствие видеть на их лицах сначала восторг от написанной картины, а потом – от сравнения с оригиналом. Нина и сама любила смотреть в зеленые глаза, насмешливо наблюдающие за происходящим вокруг. Ей иногда казалось, что портрет подмигивает ей или хитро прищуривается, словно поймав ее на чем-то непристойном. А сейчас он не желал общаться. Он остался равнодушным к тому, что происходило в комнате с ее хозяином и тем более – с его любовницей. Нина нахмурилась: какое неприятное слово, хотя содержанка – еще хуже. Нужно было-таки соглашаться и выскочить замуж, предлагал ведь. А она развела теории независимости и невмешательства во внутреннее пространство – бред! Правда, говорила она то, что думала. Этим Нина оправдывала многие свои поступки, о которых потом жалела. Жалела, но утешалась тем, что совершала их по велению сердца, не кривя душой, не подбирая нужных слов – все импульсивно, от души. Так было и по отношению к маме, Панину, так должно быть и с Соболевым. Нужно оставаться собой, и все будет так, как должно.

Рассуждая так, она никак не могла успокоиться и взять себя в руки. Нужно было собраться и ехать в больницу. Превозмогая поток мыслей, Нина не стала переодеваться, наскоро собрала в кулек апельсины, лимон – единственное, что было из того дежурного набора, который обычно приносят больному. Она хотела вернуться за сыром и конфетами, но решила, что это плохая примета. Сейчас она была готова верить во все что угодно: в черную кошку, пустое ведро, в монету, лежащую «решкой» кверху на ее пути.

Нина быстро спускалась по лестнице, продумывая все вопросы, которые хотела задать врачу. Потом она встретится с Геннадием и прочтет ему лекцию о том, как глупо так относиться к своему здоровью. Она найдет нужные слова! И пусть не думает, что на этот раз ему удастся провести ее – она сама узнает у доктора, какие лекарства ему нужно пить, и проследит за этим строго! Нина не замечала, что все ее мысли отражаются на лице. Она даже что-то бормотала себе под нос, вызывая удивленные взгляды прохожих. Она не обращала на них внимания. Нина уже была там, в больнице. Поймав такси, она назвала адрес и вдруг почувствовала, как сердце помчалось в невообразимом темпе. Она даже прижала руку к груди, словно это могло замедлить этот бешеный темп. Она вспомнила, что много лет назад маме Лены Смирновой делали операцию, после которой та лежала в палате интенсивной терапии. Да, это называлось именно так, но самое страшное заключалось в том, что Ленка рыдала белугой – несколько дней ее не пускали к маме. Нина смотрела в окно автомобиля, не веря в то, что ее могут не пустить к Геннадию. Ни мама, ни она сама тяжело не болели, не сталкивались с больницами, врачами, кроме рядовых случаев, связанных с простудами, ушибами, другими мелочами. Ей казалось кощунственным не разрешать свидания в тот момент, когда и больной и его близкие нуждаются в этом.

Расплатившись с таксистом, Нина быстро взбежала по крутым ступеням больничного крыльца. Чертыхнулась про себя: «Не могли еще покруче и повыше построить?» В вестибюле узнала у санитарки, где можно найти Загорского.

– Он обычно на месте не сидит, – оглядывая Нину с ног до головы, произнесла старушка. – Поищи его на втором этаже.

– Спасибо.

Кабинет Загорского оказался в самом конце длинного коридора. На Нину несколько раз недовольно смотрели медсестры, пробегавшие мимо. Нина заметила, что весь медперсонал не ходил, а именно пробегал мимо нее. Вероятно, у них уже выработалась привычка делать все «на лету».

– Врача ждете? – участливо спросила ее пожилая женщина в больничном халате. У нее был такой ужасающий, землистый цвет лица, что Нине едва удавалось смотреть на нее.

– Да, Владислава Николаевича.

– Это может долго продолжаться. Вы предварительно договаривались?

– Нет.

– Сочувствую, – женщина замолчала, разглядывая Нину. – А у вас кто здесь лежит?

– Муж, – не долго думая, ответила Нина и почувствовала, как тепло распространилось по телу, делая чуть непослушными ноги, руки. Она была близка к обмороку и заметила, как беспокойно забегали глаза женщины напротив: – Вам плохо?

– Нет, со мной все в порядке, – опершись о стену, ответила Нина.

– Что у вас тут такое? – приятный мужской голос раздался прямо у Нины над ухом. Она медленно повернула голову, боясь оторвать руку от стены. Встретив серьезный взгляд врача, она с трудом проглотила мешающий говорить комок. – Вы ко мне?

– Вы Загорский?

– Я Загорский.

– Тогда к вам, если можно, – тихо произнесла Нина, наблюдая, как женщина, затронувшая ее, отошла в сторону, оглядываясь.

– Проходите в кабинет, – открыв дверь, он пропустил Нину вперед. – Присаживайтесь. У меня мало времени. Слушаю вас.

– Я по поводу Соболева Геннадия Ивановича. Он поступил к вам. Меня не было дома. Я не знаю, что и думать, – сбивчиво начала Нина, но врач жестом остановил ее.