Тюремщик перевернул гроссбух и перелистнул пару страниц назад. Я быстро пробежал глазами строчки, относящиеся к концу июня — меня они не интересовали. Однако я успел заметить, что когда принимали заключенного, всегда присутствовало две подписи — одна, как правило, Ховитсона, а другая, наверное, дежурного стражника. С двадцать восьмого июня во второй половине дня стала появляться более разборчивая подпись: Томас Милдмор. Он дежурил, когда в записях появилась миссис Анна Кайм — фамилия Анны Эскью по мужу.
Ховитсон положил на гроссбух тяжелую ладонь и официальным тоном сказал:
— Довольно, сэр.
— Спасибо, я увидел то, что мне надо.
Я отошел от стола, и тут же дверь в конце коридора снова открылась, и появились два человека. Один был постарше, в заляпанном чем-то переднике, а другой молодой, маленький и худой, со светлыми волосами и овальным лицом, на котором заостренная бородка казалась нелепой. Я заметил, что его плечи ссутулились. Старший стал расстегивать пряжки своего передника, не обращая на меня внимания, но у младшего при виде того, что я стою над гроссбухом, расширились глаза. Он подошел, и Ховитсон, сердито взглянув на него, захлопнул книгу.
— У меня заканчивается смена, мастер Ховитсон, — сказал молодой человек на удивление низким голосом.
— Скажи спасибо сэру Энтони Кневету, что у тебя есть смена, чтобы заканчиваться, — пробормотал сидящий за столом мужчина.
Молодой человек посмотрел на мою робу и шапочку юриста и нерешительно спросил:
— С этой книгой что-то не так?
— Ничего такого, что бы касалось тебя, Милдмор, — ответил Ховитсон. — Ты ведь не помнишь, чтобы в конце июня или начале июля у нас был некто по фамилии Коттерстоук?
— Нет, сэр.
— Вот видите, сэр, — торжествуя, сказал мне Ховитсон.
— Благодарю вас, сэр, — отозвался я с небольшим поклоном и посмотрел на Милдмора. Его глаза были по-прежнему расширены и ясны, но в них виделся испуг. — Доброго дня, молодой человек, — попрощался я с ним, направляясь к двери, за которой, прислонившись к стене и потирая ногу, стоял мой ветеран.
Он отвел меня обратно в комнату сэра Эдмунда, где тот болтал за вином с лордом Парром, и оба смеялись. Я услышал, как Уолсингэм сказал:
— Когда впервые увидел женщину в фижмах, я не поверил своим глазам. Корсет так стянул талию, что казалось, я могу обхватить ее ладонями, а широкая юбка с этими обручами…
— Да, как от бочки… — усмехнулся лорд Уильям, но когда я вошел, оглянулся и моментально насторожился. — Нашли имя, Шардлейк?
— Его фамилии там нет, милорд, как я и подозревал, — ответил я. — Благодарю вас, сэр Эдмунд.
Уолсингэм был уже в благодушном настроении.
— Посидите, выпьете вина? — пригласил он меня.
— Боюсь, не могу. Много дел, — отказался я. — Но я крайне благодарен вам за предложение.
— Пожалуй, и я пойду с вами, Шардлейк, — сказал Парр. Ему хотелось узнать, что я выяснил.
— Нет, нет, милорд, вы только что пришли… — запротестовал сэр Эдмунд.
Дядя королевы переводил взгляд с меня на него и обратно. Он явно решил, что если сразу уйдет, это может показаться подозрительным, и потому сказал:
— Ну, тогда еще по одной, Эдмунд. Но извини меня, мне нужно облегчиться. Мастер Шардлейк, вы не поможете мне? — Он сделал вид, что ему трудно встать.
— Вы стали плохо переносить вино, милорд, — поддразнил его вслед его старый друг.
Когда дверь за нами закрылась, лорд Парр сразу принял деловой вид.
— Ну? — нетерпеливо спросил он.
— Одного из тех, кто дежурил, когда здесь была Анна Эскью, зовут Милдмор. Я видел его — он как будто встревожился, и, похоже, он не ладит с тюремщиком за столом.
Лорд Уильям улыбнулся и кивнул:
— Еще одно имя для Сесила, пусть разузнает. Интересно, не связан ли этот Милдмор с остальными. — Он хлопнул меня по плечу: — Вы хороший парень, мастер Шардлейк, несмотря на свой несчастный вид и… ну, не важно. — С внезапной страстью старик проговорил: — Мы поймаем их, закончим эту игру в жмурки и сорвем маску с того, кто стоит за всем этим! Я скоро освобожусь. Вы молодец.
Он ушел по коридору, а я как можно быстрее направился к выходу, а потом — за ворота Тауэра.
Глава 19