Проведя с ним порядка двадцати часов, я запутался еще больше, чем когда начинал работу над этой книгой. Я слушал его голос, часто тихий, отмечал и записывал каждое предложение, каждое колебание, каждый смешок, часто удалял
Как и все мы, Питер Молиньё – не один человек, а множество. Если его творчество можно условно разделить на три эпохи, то к нему самому можно отнести три маски (ребенок, мужчина, зрелый человек), которые он по очереди надевал в течение последних тридцати лет, каждая из которых придавала ему разный облик в зависимости от ситуации и событий вокруг. Всегда есть Питер (Пэн) – творческий, разрушительный, недовольный ребенок, увлеченный своим делом, потерянный среди взрослых и профессионалов, который иногда привирает, если ему это выгодно. Есть Молиньё, амбициозный предприниматель, тот, кто всегда знал, что станет «кем-то» (если верить Шону Куперу), тот, кто без колебаний заставляет команды работать вместе с ним месяцами напролет или продает свои творения за миллионы. Есть Питер Молиньё, отец, более мудрый, полный сожалений человек. Его иногда можно увидеть со слезами на глазах, но он всегда размышляет о следующей игре и продолжает увлекаться индустрией, от которой, как всем кажется, он уже устал. И все эти персоны следуют друг за другом, чередуясь в соответствии с отдельными периодами, моментами, кризисами. Попытайтесь схватить одну ипостась, и она вырвется, убежит, проскользнет сквозь пальцы. Питер Молиньё объединил в себе понемногу от них всех.
Кто такой Питер Молиньё?
В конце этой книги у меня нет ответа на этот вопрос. Однако переданные здесь истории набрасывают мелкими штрихами и деталями портрет, который, как мне кажется, довольно близок к реальности. Питер (ты не против, если я буду называть тебя Питером?) согласился ответить на все мои вопросы: о семье, об отце, о многочисленных ошибках, о грандиозных заявлениях, о неудачных проектах. Слушая его во время наших бесед, а затем переслушивая, чтобы расшифровать эти записи как можно лучше, я подмечал, как он вздыхал, смеялся, улыбался, колебался, смущался, драматизировал, эпатировал, в то время как офис 22Cans на заднем плане иногда взрывался звуками и голосами – там бурлила жизнь. У нас были пропущенные встречи, переносы, но Питер всегда возвращался с новыми историями и подробностями, беспокоясь, что рассказывает слишком много и слишком долго говорит. Во время нашей последней беседы он без колебаний сказал:
Было бы легко, как сейчас модно, нарисовать язвительный критический набросок карьеры Питера, сохранив только его (человеческие) ошибки, чаяния, амбиции. Некоторые уже сделали именно это, разглагольствуя на форумах и в видеороликах. Да, был бесконечный кранч, да, были невыполненные «обещания», да,
Ближе к концу наших бесед, после стольких часов общения, когда я спросил его, как он пережил эту длинную серию интервью, он сказал: