– Как тебя зовут? – спросил Иван.
Девушка ответила не сразу.
– Иллюза.
– Ты очень красивая, Иллюза, – сказал Иван и вышел.
Рамиль протянул ему «макаров» – рукояткой вперед. Магазин на месте. Значит, скорее всего без патронов. Жаль.
– Его отец был настоящим правителем, – сказал телохранитель. – Сильным, жестоким, умным. Справедливым. А он слабый.
Иван потянулся за пистолетом. В следующее мгновение удар чудовищной силы сбил его с ног. В глаза плеснуло красным.
– Но все-таки он мой повелитель, – сказал Рамиль.
Иван глухо застонал. Боль была огромная, как устье Невы. Как Залив. Больше, чем чертово метро.
Чем, наверное, даже весь чертов Питер.
– Прощай, Меркулов. И давай как-нибудь обойдемся без следующих встреч. В следующий раз я тебя убью.
– Д-да… – Иван выдохнул, перевернулся на спину. – …Пошел ты.
Рамиль улыбнулся.
– В «макаре» есть патроны. Хочешь застрелиться – пожалуйста. А пока прощай.
Сквозь красный туман.
Иван не помнил, как добрался до Восстания, не помнил, как прошел патрули – но как-то прошел, значит, говорил и называл пароль? Наверное. Боль отпустила его только, когда он добрался до своих вещей и забросил в рот сразу четыре таблетки бенальгина. Разжевал. Рот наполнился анальгетиковой горечью.
Черт, ведь берег же на черный день, подумал Иван. А сейчас какой? Белый что ли?
Белый-белый день, блин.
Бок онемел. В позвоночник словно загнали металлическую трубу.
В туннеле опять начали стрелять и кричать «ура!». Победители. На станции пахло кровью и перегаром.
Иван огляделся.
Пашки не было. Один Солоха сидит со своей неизменной книжкой и смотрит на Ивана сквозь очки. Невозмутимый. И наплевать ему на всеобщее празднование.
Иван кивнул на груду металлических пластин, плавно изогнутых, словно по живому телу. Штук двадцать, не меньше. Если не больше.
– Это что?
Солоха махнул рукой.
– Да придурки ополченцы. Им броники выдали, а они повынимали оттуда пластины – мол, носить тяжело. Ну не идиоты?
– Ага, – Иван кивнул. Расстегнул куртку, бросил на платформу, начал разматывать бинты. Теперь бы перетянуть как следует… Посмотрел на Солоху. – Поможешь мне?
Мемов разглядывал Ивана с интересом. Спокойно. Почему-то Иван был уверен, что сказанное им заденет генерала, сломает эту спокойную маску вождя и покровителя.
Куда там. Обломайся, Иван.
– Значит, ты все знаешь? – генерал кивнул. – Так даже проще.
– Что проще?
Пауза. Генерал смотрел на него – словно видел насквозь.
– Выбирай, Иван, – сказал Мемов, наклонился к нему. – Или чтобы ничего не было или чтобы все было. Выбор только за тобой. Это называется «свобода». Новое слово в твоем лексиконе, верно?
– Пожалуй, – Иван смотрел и злился.
– Тогда слушай.
Если выберешь «ничего не было» – ты все забываешь, все остается на своих местах, ты возвращаешься на Василеостровскую, женишься на прекрасной женщине, растишь с ней детей. Если выберешь «чтобы все было»… тогда, – Мемов спокойно посмотрел на Ивана, – ты должен идти со мной. Мне нужны такие люди, как ты.
Что тебя больше интересует, будущее или прошлое, Иван?
– Вы убили Ефиминюка.
– Я? – Мемов поднял брови. – Зачем?
– Тогда кто?
Генерал поморщился.
– Мы углубляемся в мелочи, Иван. Времени мало. Решай быстрее. Ты с нами или без нас?
– Я сам по себе, – сказал Иван.
– Это онанизм, а не жизненная позиция, – Мемов уже смотрел без улыбки. Страшные, светлые глаза, зрачки наколоты спицей. – В последний раз спрашиваю – из уважения к тебе, Иван… Ты – со мной?
Вопрос.
Пауза.
Ответ.
– Нет, – сказал Иван. – Я по старинке, товарищ генерал – со своей будущей женой. Извините.
Непробиваемая маска Мемова наконец треснула.
– Брось, Иван! Мы здесь не словами играем, а жизнями.
– Точно. Значит, вы хотите прямого ответа? – Иван вдруг улыбнулся. – Хорошо. Сейчас вы его получите. Но сначала я хочу знать – зачем все это было? Эта кража, это убийство? Эта война, наконец?
– Все хотят объяснений.
– Я хочу понимать. Вам ведь нужен помощник, а не кукла на ниточках, верно?
Мемов смотрел в глаза Ивана.
– А ты упрямый. Будет страшно иметь тебя своим врагом.
Тебя тоже, подумал Иван.
– Так ты со мной, Иван? – Мемов продолжал смотреть. – Только предупреждаю – отвечай честно. Впрочем, даже если соврешь… – Мемов помолчал. – Видишь ли, у меня есть особое чувство, очень полезное для политика. Я всегда вижу, когда человек врет. Итак, – он повел головой. – Ты – со мной?
«Ты уж звиняй, командир, за пулемет».
Ефиминюк. Редкостный придурок.
И что теперь, за него помирать прикажете?
Молчание.
– Что решил? – спросил Мемов.
– Я с вами.
Взгляд Мемова пронизывал насквозь. Иван слышал толчки собственной крови в жилах.
– Хорошо, – сказал Мемов. Повел головой, словно воротник натирал ему шею. – Верю.
Иван смотрел на снег. Он специально выбрал этот момент. Вокруг кипела веселая суета – победа, победа, скоро домой – Гладыш собирал рюкзак, Иван краем глаза видел его широкую спину.