Питер

В следующее мгновение он отшатнулся, практически рухнул обратно в рубку, на пол, прислонился к ржавой стене. Спину и затылок холодило. В приступе паники Иван пытался удержать себя на грани. Рассудок его, все, что Иван собой представлял, реяло сейчас над его телом. Иван отстраненно смотрел на себя со стороны. С высоты в два метра над собственной макушкой. Кто этот смешной, усталый человечек с ввалившимися глазами? Потом над-Иван поднял взгляд и почувствовал даже сквозь металл рубки, что серый смотрит на него. Просто стоит на корме подводной лодки, слегка покачиваясь, и смотрит на Ивана.

Рывком он вернул себе ощущение тела.

Пауза. Холод в затылке, вибрация корпуса, негромкое румм-румм-румм двигателя. Звук выбрасываемой через шпигаты отработанной воды.

В последний момент, отчаянным усилием, Иван приподнялся, схватился за ручку, данг! – захлопнул дверь рубки, со скрежетом – мучительно долгим – повернул рукоять запирания.

Рубка С-189 в прошлой жизни не закрывалась герметично, а заливалась водой, чтобы не раздавило чудовищным давлением при погружении. Иван выпрямился, отшатнулся от двери, поднимая автомат. Нога скользнула по круглой выпуклой крышке люка. Это спуск вниз, в безопасную темноту отсеков.

Ощущение парения над собственным телом прошло.

Ивана затрясло. Спина мокрая.

Он непослушными руками открыл крышку люка, спустился и закрыл за собой. С трудом стянул противогаз, едва не уронив его вниз, в плещущуюся в отсеке воду. Постоял на трапе, прислушиваясь…

Ничего.

«Пассажир» вел себя на редкость тихо.

Надолго ли?

* * *

Темное вытянутое тело лодки резало воду, мощно обтекаемое потоками финской воды.

Иван спрыгнул с трапа и провалился в темную жижу по колено. Ничего себе.

Воды явно стало больше. Мы тонем?

– Что за фигня?! – заорал Иван, пытаясь перекричать шум дизеля. РУММ-РУММ-РУММ. Тот работал словно на пределе, Иван слышал подозрительные шумы. Его чуткое ухо уловило какой-то сбой в ритмике двигателя.

Красин не отозвался.

Моряк прильнул к перископу, повернул рукоятки. Иван мысленно выругался. Черная грязная жижа поднялась уже до колена, насосы, работающие напрямую от генератора, минуя высохшие аккумуляторы, выбрасывали за борт литры воды – но этого все равно было мало. Иван огляделся. Корпус лодки подтекал. Дифферент на нос стал такой, что скоро гребные винты окажутся в воздухе – и прощай, родная.

– Что происходит?! – прокричал Иван. Капитан оторвался от перископа и наклонился к Иванову уху.

– Мы тонем, – сказал он. Иван вздрогнул. Красин бледно усмехнулся. – Ну, или погружаемся, мы ж таки не фигня какая, а подводники.

Лодка шла на полной скорости. Корпус вибрировал, гремели стаканы и стекла выставочных шкафов. Качение с волны на волну стало жестким, как приземление с разгону на твердый пол.

– Что делать будем?

– Лево руля, – приказал Красин. – Курс держать двести девятнадцать.

– Есть! – Кузнецов плавно, словно опытный рулевой, повернул штурвал. Стрелка указателя перед ним дернулась и поплыла вверх по металлической шкале.

– Ставлю лодку поперек волны, – пояснил Красин. – Под восемьдесят градусов к берегу. Волнение сильное, а С-189 не самый мореходный корабль, прямо скажем. Завалит. Если пойдем вдоль волны, нас просто опрокинет.

– Можно?

Красин кивнул.

Иван взялся за рукояти перископа, прислонился к окуляру. Старая резина была жесткая, острая, как рубленый металл. Врезалась в лоб, в щеки, в нос.

Иван увидел сквозь мутное стекло длинную полоску берега, затопленную туманом. В ней редкими островками плыли вершины деревьев. Какие-то размытые здания виднелись справа. Призрачные. Может, и почудилось.

Многое увидел Иван, но где основное – основного пока не увидел.

– Но там же нет… причала, – Иван оторвался от перископа. – Как же мы?

– Верно, – Красин вдруг улыбнулся. – Конец всем причалам, концам и началам… Мы рвемся к причалам заместо торпед. Высоцкий. «Спасите наши души». Люблю эту песню. Причала там нет. Мы выбросимся на берег, как киты-самоубийцы. Другого выхода я не вижу. Мы слишком быстро набираем воду.

Иван помолчал. Кузнецов стоял за штурвалом управления бледный, как мертвец. Но держится молодцом. В зеленоватой воде, которая дошла ему почти до пояса, мягко отражались отсветы циферблатов. Вода все прибывает, ежу ясно. И она холодная, м-мать.

Кузнецов был бледен, но спокоен. Подрос мальчик, подумал Иван и отвернулся.

Даже сквозь мощное «румм-румм-румм» Иван слышал, как невнятно ругается в двигательном отсеке Уберфюрер.

– …ать! – долетело вдруг обрывком.

– А эти? – Иван не стал договаривать. С этими, усевшимися на подлодку, как на персональный насест, предстояло разбираться в любом случае. Крылатые твари, блин. Чайки, блин. Загадят всю лодку, блин.

Сволочи.

И еще этот «пассажир», будь он не ладен.

– Приготовьтесь к выходу наверх! Занять места у трапа на выход. Двигательный, – Красин взял микрофон. – Слышите меня? Самый полный вперед.

Он помолчал. Корпус лодки вибрировал. Шум ударов волны стал глуше.

– Всем приготовиться покинуть корабль, – сказал Красин наконец. – Ну же! Чего ждете? Иди, матрос!

Он выпихнул Кузнецова с места рулевого, сел сам.