Юридической культуры, беспристрастности и независимости судей, стремления к справедливости не хватает всей советской юридической системе, и не только в отношении инакомыслящих. Я получаю сотни отчаянных писем от осужденных по обычным уголовным (не политическим) делам, от их родственников. Вполне учитывая заинтересованность и пристрастность моих корреспондентов, я все же не могу не приходить в ужас от открывающейся картины судебного произвола и коррупции, жестокости и отсутствия желания власть имущих исправлять допущенные ошибки и несправедливости. Не утруждая себя сбором доказательств, следователи нередко (сами или с помощью заключенных) избивают подследственных, добиваясь нужных им показаний, — об этом я читаю почти во всех письмах. Так погиб в Казахстане 19-летний мальчик Игорь Брусникин. В политических делах, к счастью, об этом сейчас не слышно. Даже такие серьезные дела, где предусмотрена смертная казнь, например, умышленное убийство, рассматриваются некоторыми судами необычайно поверхностно, с полным игнорированием противоречий в деле и требований защиты. Дело расстрелянного в январе 1976 года после почти двухлетнего пребывания в камере смертников рабочего татарина Рафката Шаймухамедова — страшный пример того, как безжалостно и несправедливо работает иногда наша судебная машина (прокурор и, по-видимому, «автор» дела — Бекбоев).
И вот в
Ковалев и Твердохлебов, как и многие до них, осуждены по статьям 70 и 190-1 Уголовного кодекса РСФСР. Содержащиеся в этих статьях понятия — антисоветская агитация и пропаганда, клеветнические измышления, наличие цели подрыва или ослабления советского государственного и общественного строя — никак не определены юридически. Ложность тех заявлений и публикаций, которые инкриминировались обвиняемым, не могла быть доказана судами просто потому, что речь в них идет о тех самых нарушениях прав человека, которых так много у нас. Поэтому чистая демагогия — утверждение появившихся в советской печати статей, согласно которым Ковалев и Твердохлебов осуждены не за убеждения, а за «конкретные преступные клеветнические действия». Столь же нелепо обвинение в наличии цели подрыва советского строя. Цели ненасильственной борьбы за права человека, за гласность и справедливость, за открытость советского общества являются не подрывными, а конструктивными, не политическими, а гуманными и социальными. В осуществлении этих целей заинтересовано все человечество.
Требования свободы информационного обмена, свободы передвижения людей (зарубежных поездок, эмиграции) составляют неотъемлемую часть Хельсинкского Акта. Именно то, что в Акте подчеркнута неразрывная связь этих требований с международной безопасностью, делает его важным историческим документом. До сих пор советская сторона почти ничего не изменила в своей практике в отношении свободного обмена информацией и передвижения людей. Отдельные уступки, большей частью в отношении эмиграции или поездок, тоже важны, но они пока не в состоянии кардинально изменить общую картину.
По-прежнему советскому гражданину недоступна большая часть той информации по политическим, историческим, социальным, экономическим, религиозным и культурным вопросам, которая существует на Западе. По-прежнему вопросы зарубежных поездок и эмиграции решаются трудно, с огромным произволом и безо всякого права обжалования, по-прежнему десятки тысяч людей переживают глубочайшую трагедию.
Даже такое простое и естественное, на западный взгляд, дело, как свидание матери с дочерью, не разрешается иногда на протяжении многих лет. Я напоминаю здесь о деле доктора Веры Ливчак, о котором я уже писал и говорил неоднократно.