Письма (выпуски 1-8)

229. Засвидетельствование памятования и благословение

Милость Божия буди с вами!

Очень рад видеть, что близ есте, соседушка мой во дни оны. Я давно собирался засвидетельствовать вам, что память о вас не замерла еще. Но виноват, - все завтра, да завтра.

Молю Господа, да благословит Он вас и семейство ваше. И молитв ваших прошу о моей многогрешности.

Всех благ от Господа желаю.

Ваш богомолец Е. Феофан.

Се - книжечки! Не вздумаете ли когда взглянуть?!

12 июля 1877 г.

230. По возвращении из Тамбова Святитель благодарит за прием, посылает книжки и уведомляет о своем глазе

Ваше Высокоблагословение, Достопочтеннейший отец протоиерей!

Паки и паки приношу вам искреннюю благодарность за ваш радушный прием. Благодарю и всех ваших - матушку и детей. Да умножит Господь радости в доме вашем во все дни бытия его.

Добрались мы до Выши преблагополучно, в пятницу утром в 6 часов. Первый извозчик воистину молодец, второй извиняется неудобствами дороги.

Посылаю вам книжки - все, какие есть на руках. Нет 33-го псалма и послания к Галатам. Но они, вероятно, будут еще печататься; тогда пришлю.

Мне желательно, чтобы все ваши семейные имели нечто на намять. Потому приложил некие книги повторительно. Матушке - Добротолюбие; красавицам - красные книжки, не по созвучию, а потому что письма писаны к красавице, одну Моршанской, а другую - Агишевской; кавалерам - Путь ко спасению, по одной каждому. Прошу покорно принять сие во свидетельство искреннего моего расположения ко всем вам.

Моршанскую красавицу усердно прошу не бросать за спину последней моей к ней речи.

Глаза мои, как и было. Но вместо синих очков и дальнозорких я облек их дымчатыми - большущими, которые ничего не прибавляют к зрению, но умеряют впечатление от света.

Господам В. и И. поклон и Божие благословение. Прошу извинения, что не умел разговориться с ними. Всякого им благополучия желаю, - и голове с старцем болящим.

Вот и страстная. Теперь уж и не время браться за дело. А там Пасха. Надо радоваться, чему урочная работа, полагает большие препоны.

Желаю вам здоровья и благодушия. Прошу не забывать меня в молитвах своих.

Ваш усердный богомолец Е. Феофан. 25 марта 1879 г.

231. О своем больном глазе

Христос Воскресе!

Возлюбленнейший о. протоиерей! Милость Божия буди с вами!

Увы и ах! Глаз мой начинает меня понемногу беспокоить, а тревожит и не немного. Натолковали мне в Тамбове, что катаракт не делает боли, а зреет спокойно и что боль в глазу есть указание на воду. Мой глаз все был спокоен, и я был покоен. Но вот начала по временам показываться ломота, а в среду вечером и весь четверток она была почти без перерыва. Хоть она не сильная была, но все же нельзя сказать, что глаз был спокоен. Вот это меня и встревожило. Ну-ка не катаракт у меня, а вода? Пропустишь время, - пропал глаз. Надо бежать в Москву. Но, слава Богу! В пятницу глаз успокоился; успокоился и я, приписывая бывшую ломоту какой-либо случайности. Всяко однако ж не излишним считаю пояснить, какого рода бывают боли в глазу, когда в нем образуется вода. Как вы испытали это при боли вашего глаза, то и обращаюсь к вам с покорнейшею просьбою - напишите Господа ради, какого рода бывали у вас боли в глазу, разумею чувства больности… жгло, скребло, ломило и подобное. У меня по часту бывает чувство сухости глаза. Но посмотришь в зеркало, он кажется весь влажным, слезящим. Расскажите пожалуйста историю вашего глаза - не осложнения, а вольности.

В понедельник на страстной я послал вам книги и письма. Получили ль?

Благослови вас Господи всяким благословением, и матушку, и деток.

Прошу ваших молитв.

Ваш богомолец Е. Феофан. 15 апреля 1879 г.

232. О том же

Ваше Высокоблагословение, Достопочтеннейишй отец протоиерей! Милость Божия буди с вами!

Что если это последовало от гнева на молчание мое? Это ужасно беспокоит меня".

- По делом. И прибавить еще надо - столько же, пол столько и четверть столько.

Я уже собирался жалобу писать Моршанскому благочинному, но, зная, какая у вас с ним стачка, остановился.

Се - баснь! Дело же было так. Все собирался; но тут же приходили вопросцы: да, полно, ехать ли. Дальше, да дальше и наконец решено не ехать.

Новой ревизии подвергнуть глаз побуждало меня наипаче то, что, когда станешь смотреть на бумагу, или книгу одним правым глазом, то на них падает желтый оттенок. Ну, подумалось, желтая вода! И начал суетиться. Но потом вместо желтого оттенка стал появляться синеватый, а теперь кажет беловатый, будто молоко пролито на бумагу. Из сего я заключил, что сии оттенки суть следствия естественного созревания катаракта. Стало быть не зачем в Белокаменную ехать! Ох! как я тяжел на подъем! Уселся в своей конуре как паук и плету свои паутинки. А все леность - моя неотвязная благоверная, с которою сочетался я с самого детства.

Посылаю вам еще книжку, которую вы, верно, уже иногда просматривали по частям.