Письма в Небеса

Всё же златоустовское «уделяй бедным часть своего богатства» звучит не так жёстко, как евангельское «продай имение твое и раздай нищим». Святитель пояснял: «Христос этими словами не богатство порицает, но тех, которые пристрастились к нему. Но если трудно войти в царствие небесное богатому, то что сказать о любостяжателе?» Однако и это мягкое толкование не вызывало восторга у константинопольских имущих классов. И в самом деле: где та грань, которая отделяет богача от любостяжателя? Кто её видел? И как можно собирать богатство, не пристращаясь к нему? Копить деньги через не хочу, скрепя сердце? Зачем тогда и собирать их?

«Для чего, скажи мне, — вопрошал святитель,— ты носишь шёлковые одежды, ездишь на златосбруйных конях и украшенных мулах?.. Бессловесные лошаки украшаются, а бедный, томимый голодом, стоит при дверях твоих, и Христос мучится голодом!»

Но во времена святителя, как и во многие другие эпохи, как и сегодня, богатство и успешность в жизни считали основной добродетелью, которая вполне может заменить все прочие, а потому требовать от богатого ещё и праведности было и есть признак дурного тона.

Святителю казалось, что настоящий христианин не должен иметь невольников — говорящий человеческий скот. Братская любовь во Христе между господином и рабом — вещь, по его мнению, более чем сомнительная. Однако он не настаивал на непременной и всеобщей отмене рабства, он только убеждал свою паству понемногу отпускать рабов на волю. Но и это было слишком радикально для Царьграда.

Святой архиепископ мечтал о возвращении к древнехристианским нравам, когда всё в общинах было общим, но ясно понимал, что в новое время такое вряд ли возможно. Без подлинного братства, без любви к ближнему имущественное равенство — хуже рабства, а такая любовь — великий дар Божий, о котором только мечтать и остаётся… Однако и сами мечты святителя казались кому-то весьма опасными.

Следует понимать, что Иоанн Златоуст вовсе не был революционером по натуре, не приветствовал народные возмущения. Да, он объявил войну Константинопольской императрице, но лишь тогда, когда она, забыв о своём священном царском призвании стоять над всеми классами и судить всех нелицеприятно, открыто перешла на сторону имущих. «…Богатому царь нисколько не вредит… тягостями, а причиняет зло бедным, как бы поистине стесняясь богатых… Царь, даже и повелевая облегчить подати, приносит пользу больше богатым, нежели бедным, а поступая напротив (тем более), вредит имеющим мало; потому что богатому немного может повредить тяжесть податей, а домы бедных она, как поток, разрушает, наполняя селения воплями, и ни старости не жалеют сборщики податей, ни вдовства жен, ни сиротства детей, но бесчинствуют во всё время, как бы общие враги страны, требуя от земледельцев того, чего и земля не производила».

Словом, почитая власти, святитель Иоанн никогда не обожествлял их: правда Божия и любовь к ближнему были для него всегда на первом месте, а деление общества на богатых и бедных всегда казалось ему нарушением Божией правды и грехом против любви к ближнему. «…Поистине царь есть тот, кто побеждает гнев и зависть, и сладострастие, подчиняет все законам Божиим… Такого мужа я желал бы видеть начальствующим над народами… потому что кто подчинил душевные страсти разуму, тот легко управлял бы и людьми согласно с божественными законами, так что он был бы вместо отца для подчиненных, обращаясь с городами со всякою кротостью».