Нет, не так, не правда. Пушкин не свалился с неба на унылый безрадостный пустырь. Русская словесность всегда была цветущим и плодоносящим садом, — даже в XVIII веке, когда писание стишков считалось занятием смешным и неприличным.
Да полно об этом. Вот я попробовал — как мог бережно — переложить на современный три русские повести. Повести очень известные — тем, кто интересуется вопросом. Мне даже как-то боязно оценивать их, потому что я могу сбиться и вместо слов начну ставить одни восклицательные знаки, ибо моё восхищение этими вещами безмерно.
Во-первых, «Повесть о Петре и Февронии Муромских». Слава Богу, эти святые становятся сейчас известными своему народу. О них уже слышали, уже читали их житиё в пересказе журналистов — православных и не очень. Хотите, можете воспринять эту повесть как сказку. Почему же нет? Страшный змей-обротень, волшебный Агриков меч, премудрая дева, живущая в одинокой избушке у самого леса… В обыденной жизни мы с подобными вещами встречаемся не ежедневно. Хорошо, пусть повесть будет повестью-сказкой; на святых Петра и Февронию это нисколько не бросает тени: если о людях пишут сказки, значит, это были поистине замечательные люди. Хотите относиться к повести, как к документальному рассказу? И это возможно. Шагайте по такому пути, вооружившись костылём из рассуждений о реальности, подчинённой архетипу (по Юнгу) и о «вечном возвращении» мифа (по Ницше). Можете так же принять во внимание такую мысль: там, где в мир является великая святость, там законы естества неизбежно начинают расплываться и течь, обнажая всевозможную запредельность.
…Не помню, кто же это сказал, что писать о счастливой любви невозможно? Древний русский писатель этого высказывания не слышал, и потому в простоте написал повесть о счастливой любви Петра и Февронии, — и смотрите теперь, сколько в этой книге мудрости, радости, света, красоты!..