Письма в Небеса

— Знаете, что это было на самом деле? — спрашиваю я, грозно прищурясь. — Это была прелесть! Вас, лютеран, Бог слушать не может!

Марта Карловна очень удивлена и обижена.

— Но меня, Алексей, Он услышал, да. Вам не надо злиться: я говорю правду.

Возмущенно фыркая, я удаляюсь.

А вскоре случилось мне купить билет на поезд, который отходил «совсем утром». И надо же такому случиться, что будильник мой сломался, а другой взять было негде. Я понял, что мне ничего другого не остается, как последовать примеру бедной, обиженной мной Марты Карловны. И вот, стою у иконы, и краснея, бормочу:

— Господи… Прости мя, грешного… Посли, Господи, ангела твоего, чтоб разбудил (чуть не сказал «проснул») меня…

И, помолчав:

— Прости мя, Господи, что обидел рабу Твою, Марфу…

Утром, в нужное время, проснулся, как от толчка. Великолепной Своей рукой Бог разбудил меня.

С тех пор так всегда и делаю, когда будильника рядом нет. И никогда не просыпал. А с Мартой Карловной больше не сводил случай, и не было у меня возможности попросить прощения у неё лично…

ПЕРЕВОДЫ с РУССКОГО

А здесь — три старинные русские повести, переложенные мною на современный язык. Оно конечно: переводить с русского на русский — занятие странное, но кто же сегодня прочтёт дивные творения наших древних словесников в их первозданном виде? Кто станет напрягаться, разбирая непривычные обороты, раздумывая над незнакомыми словами?.. А мне до боли жалко, что несколько веков великой русской литературы, нашей допушкинской, допетровской словесности, словно в сундук заперты и живут отдельно от народа на положении музейных экспонатов, забытых в запасниках. Спроси: «Что вы знаете из древнерусской литературы?» В лучшем случае назовут «Слово о полку Игореве». Ну, может быть, при особом везении — «Повесть временных лет»…

О «Слове о полку…» — разговор особый. Как-то странно вышло, что оно в сознании наших современников наглухо заслонило собой всю древнерусскую литературу. Читать его — никто не читает: дай Бог одолеть только: «Не лепо ли ны бяшеть, братие…», — на этом 999 из тысячи сломается, — а переводы, даже самые затейливые — скучны (да простят меня горячо любимые Майков и Заболоцкий, — но, увы!). Однако, слышать о «Слове…» — все слышали, и все искренне считают, что древнерусская литература — это смешная и неудобопроизносимая словесная каша. Кого-то такое положение вполне устраивает: зашла речь о древнерусской литературе, и тотчас — «Не лепо ли ны бяшеть…» — и аудитория частью рассасывается, частью засыпает. «Вопросы к лектору будут?» — Вопросов нет.

В такой же фанерный щит, прикрывающий собой всё богатство нашей литературы, старательно пытаются превратить и Пушкина. Слова «Пушкин — это наше всё» произносится сейчас со значением: «…а больше ничего и нет, и не ищите зря!» Когда слышишь, что писатель-русофоб называет свой цикл лекций «В России всё начинается с Пушкина», — то невольно чешешь в затылке: «Да вправду ли так?»