Письма. Том I. 1828–1855

Я уже давно сбираюсь начать делать опыты над сердцами Колош, по крайней мире, при тех средствах, какие я имею (ибо кажется веки протекут, когда я сам буду говорить по-колошенски), но еще до сих пор не удалось, так что, не смотря на то, что не от моей лености это происходит, я упрекал себя в своей недеятельности; но ныне вижу, что рука Божия удерживала меня; еще в декабри я, при полном желании и содействии Ивана Антоновича, приступил к исполнению моего желания тем, что начал учить самого толмача Колошенского, который сверх того ходил даже в школу в мои классы; и уже назначал дни, в которые я намерен был пригласить к себе почетных Колош с тем, чтобы между прочим выманить у них согласие, чтобы они мне позволили ходить к ним в удобное время с толмачем и беседовать кое о чем; но разные причины, впрочем иногда довольно пустые, принуждали меня откладывать день ото дня таковое приглашение; как вдруг в одно утро сказывают, что нисколько Колош заболело оспою, и я теперь даже благодарю Бога, что мне не удалось ни побывать у них, ни пригласить к себе; что бы могло быть, если бы я побывал у них! без сомнения все зло от оспы они бы приписали моему посещению, тем паче, что оспа появилась прежде и опустошила ту самую юрту, которую мы с толмачем назначили для наших бесед; тогда бы вместо всяких успехов могла бы быть на веки вражда на священника. Но слава Богу, устрояющему все ко благу! но лишь только пройдет сие ужасное время, я не премину воспользоваться сим случаем в пользу истины и просвещения. И какие будут успехи или неуспехи, буду иметь честь извещать Вас.

На нынешней почте я уже официально просил об увольнении меня из Америки и о том, чтобы мне было позволено идти отсюда на кругосветном казенном судне (разумеется одному, без семейства); и ах! если бы исполнилось это мое желание! Впрочем, если почему либо не буду иметь сего случая, я буду в С.-Петербурге и чрез Иркутск; ибо я имею непременное намерение, во что бы то ни стадо, досовершить то, что я сделал для Лисьевцев, т. е. снова перепечатать Катехизис под своим надзором и даже на свой счета. Это есть самая побудительнейшая причина, желания моего быть в Питере.

С сентября 1835 я по препоручению Фердинанда Петровича веду Метеорологические записки; и по апрель 1-ю тетрадку передал Ивану Антоновичу для пересылки в Академию.

Препоручая себя благосклонности и благорасположению Вашему, честь имею быть с истинным моим почтением и совершенною преданностью к особе Вашей, Вашего Превосходительства Милостивого Государя Покорнейший слуга

Иоанн Вениаминов

Апреля 24 дня 1836 года. Ситха.

О судьбе Словаря отца Иоанна Вениаминова (Иннокентия) мы: приводим, следующее письмо непременного Секретаря Императорской Академии Наук Павла Фуса к Федору Петровичу Литке, от 26 сентября 1836 г.

«Милостивый Государь Федор Петрович! Доставленный ко мне при письме Вашего Превосходительства от 10-го сентября Словарь отца Вениаминова в Ново-Архангельске, представленный им в дополнение к сочиненной им же Грамматике Алеутского языка, — я имел честь представить Конференции, которая определила напечатать оный вместе с Грамматикою.

Уведомляя Вас, Милостивый Государь, о таковом распоряжении Конференции, с совершенным почтением и преданности имею честь быть, Милостивый Государь, Вашего Превосходительства покорнейшим слугою Павел Фус».

Письмо 9

Ваше Превосходительство Милостивый государь Федор Петрович!

С прошедшею почтою я получил второе и лестное для меня отличие — награду от Академии. Но мог ли бы я когда-нибудь мечтать, что получу таковые дорого-ценимые мною отличия, если бы не Ваше внимание к посильным трудам моим и не ходатайство Ваше обо мне! Вам, единственно Вам, обязан я сими отличиями! Но изъявлять мою благодарность здесь на мертвой бумаге — я не смею, и Вы не позволите, но она и неизъяснима.