Эмма смотрела на свою руку. Протез, глядя на который, она вспоминала фильм «Эдвард – руки ножницы». Лезвий на ней, конечно, нет, но всё равно ведь она механическая. Её собственная рука изуродована, искалечена. Какие там слова ещё можно подобрать, чтоб объяснить, что конечность больше непригодна к использованию? Нервы были повреждены слишком сильно. Не выстрелом, нет. Эти мудаки занесли инфекцию, когда черте чем поливали руку, чтоб «очистить» рану. Придурки, нет, чтоб просто промыть спиртом. Она всё еще видела слабые очертания предплечья на сгибе локтя – там, где его туго перетягивал ремень. Нужно было замедлить распространение инфекции. Через пару лет выпустят новые протезы, неотличимые от настоящих рук и ног, так что Эмма сможет поменять его. Эта мысль заставила Свон вспомнить Августа, и блондинка почти фыркнула. Генри придет в восторг, когда увидит её. И Августу точно понравится. А Реджина… Иногда Эмме было страшно думать о ней. Но, по большей части, она просто безумно скучала по Миллс.
Но она жива. Маленькие победы. Врачи говорят, что о ней надо бы кино снять. Эмма зажмурилась и медленно согнула пальцы, сжимая кулак. Не дай Бог.
- Капитан.
Девушка подняла взгляд и выпрямилась, увидев, что в палату вошел доктор Гэмбит, лысеющий мужчина в лавандового цвета рубашке и очках в проволочной оправе. В руках он держал её карту.
- Эмма, – поправила она.
- Эмма. Итак, – мужчина сел напротив неё на обитый плюшем стул. Эмма нервно теребила рукав футболки. – Доктор Митчелл сказал, вы сообщили, что готовы поехать домой?
- Да, сэр.
- Эван, – в свою очередь поправил врач. Эмма понимающе кивнула. – Вы были непреклонны в своём решении остаться здесь, начиная со дня вашего появления в Брукхевене шестнадцать месяцев назад. Почему сейчас вы хотите уехать?
Эмма бессознательно теребила брелок с лебедем, всё ещё висящий на цепочке. Жетоны тоже были при ней, но каждый раз пальцы, как намагниченные, тянулись к брелоку, который пробуждал в груди жгучие воспоминания. Реабилитационный центр, который она называла домом последние полтора года, был безопасным местом, где специально обученные люди помогали ей справляться с собственным бушующим разумом. И ей помогли. Даже она сама это видела. Теперь Эмма могла терпеть чужие прикосновения. Они всё еще не должны быть неожиданными и слишком навязчивыми, но всё же она больше не подпрыгивает, если кто-то прикасается к ней. Вспышки животной ярости сменились приступами гнева, но даже они случались теперь всё реже и реже. Иногда воспоминания снова обступали её, и она чувствовала себя зверем, загнанным в ловушку, но теперь она научилась поворачивать ключ и открывать клетку. Дыхательные упражнения, мантры. Вспоминать, сколько хорошего она сделала. Напоминать себе, что она хороший человек. Было время, когда Эмма умоляла о смерти, мечтая о ней, как об избавлении. Теперь, несмотря на всё плохое, она благодарила всех богов за то, что жива и может вернуться домой.
- Я была не готова, – ответила блондинка тихо, но уверенно. Она твёрдо посмотрела доктору в глаза. – Я боялась поранить кого-то, если у меня вдруг случится очередная вспышка воспоминаний. Не хотела взваливать этот груз на чужие плечи. Мне нужна была помощь. И мне нельзя было просто вернуться к повседневной жизни и пытаться справиться с этим самостоятельно. Мне нужно было научиться помогать себе.