Письма с войны

Отчаяние в любимом голосе заставило взбешенную брюнетку остановиться. С трудом сглотнув, она опустилась на край своей слишком большой и слишком пустой кровати.

- Он… Когда он… – она резко вздохнула. – Эмма, он обидел тебя?

- Нет, – неубедительно успокоила девушка, – хотя он пытался.

- И он всё ещё жив? – прошипела брюнетка сквозь сжатые зубы.

- Знаю, – бесстрастно ответила Эмма.

- Почему ты еще не дома? Почему тебя не отправили домой? – Реджина была совершенно вне себя.

- У меня все пальцы на месте, и я всё ещё могу спускать курок.

- Не смешно.

- А я и не пытаюсь шутить.

По щеке покатилась слеза, и Реджина зажмурилась. Перед глазами мелькали ужасные картины. Эмме причинили вред. Эмма уязвима. Эмма сломлена.

- Любимая, – тихо прошептала женщина, – мне так жаль.

В трубке раздался придушенный всхлип, солдат глубоко, медленно вдохнула и выдохнула, но Реджина слышала, что это не помогло ей успокоиться. Эмма плакала.

- Эмма, – мягко позвала Реджина, – это не твоя вина. Ты не сделала ничего плохого, – она закусила губу, слушая рыдания Эммы. Мысли неслись со скоростью звука. В который раз она оказывается беспомощной там, где дело касается девушки. Не важно, как сильно она переживает, они по-прежнему на разных концах земли, и их разделяет миллион миль. Но Реджина Миллс не может просто сидеть сложа руки и наблюдать, как разворачиваются события.

- Что я могу для тебя сделать? – с отчаянием прошептала брюнетка.

Свон тихо, хрипло засмеялась. Почти с надеждой:

- Просто будь. Будь дома, когда я вернусь. Пожалуйста.

- Ты же знаешь, что я буду ждать тебя, – буря эмоций, которую она пыталась сдержать, всё-таки нашла выход в слезах.

- Ты можешь… можешь просто поговорить? – заикаясь, попросила Эмма. – Мне очень нужен твой голос.

Реджина кивнула, торопливо забираясь в кровать. Она легла, крепко прижав трубку к уху.

- Когда мне было пятнадцать, моя мама однажды невероятно разозлилась на меня, потому что я не получила «Отлично» за задание по литературе. По правде сказать, я тогда даже книжку не дочитала. Я готовилась к конному состязанию, которое должно было состояться через месяц. Тогда я была уверена, что в восемнадцать приму участие в Олимпийских играх.

- Ты и сейчас наверняка это сможешь.

Реджина пожала плечами:

- Мама никогда не одобряла этого желания. Так вот, я отказалась есть, когда мы ужинали, и к полуночи проголодалась, как волк. Я хотела прокрасться на кухню, и, когда спустилась, увидела, что папа сидит у камина с книгой и бокалом мохито. Он глянул на меня, взял за руку и повел на кухню. Он научил меня готовить такос.

- Твой папа удивительный.

- Да. Ты бы ему точно понравилась, – нежно сказала Реджина. – Я научу тебя.

- Чему научишь?

- Научу тебя готовить такос, когда вернешься домой.

- А если я спалю тебе кухню?

- Тогда будешь на диване спать.

Эмма засмеялась. Её голос чуть повеселел, но затаенное напряжение никуда не делось:

- Расскажи ещё что-нибудь.

- Сегодня мы с Генри ходили в парк. Он увидел, как детки постарше катаются на велосипедах. Он внимательно оглядел свой трёхколесник и спросил, почему у него велосипед хвостатый.

* * *

Как бы женщины ни старались, их разговор не мог длиться вечно, и когда в середине третьего рассказа Эмма, вздохнув, перебила её, сказав, что ей нужно идти, Реджина просто кивнула и пробормотала, что все понимает.

- Я люблю тебя, – тихо сказала она и, попросив блондинку беречь себя, повесила трубку.

В тишине, заполнившей комнату, Реджина лежала в кровати и прокручивала в голове их с Эммой разговор, сжимая кулаки от бессильной ярости и страха. Реджина привыкла контролировать свою жизнь во всем, начиная от одежды, которую носит, и заканчивая перекусами Генри, но Эмма была неизвестной переменной, и во всем, что касалось девушки, Миллс могла только оценивать происходящее постфактум.

Эмме причинили вред, и Реджина не могла ничего сделать.

Так что Реджина лежала бессонная и думала об Эмме, отчаянно пытаясь убедить саму себя, что блондинка жива, и ничего по-настоящему страшного не произошло. Но женщина понимала, что это чушь. Шрамы, которые оставило в душе Эммы её прошлое, теперь стали еще глубже и болезненней. И единственное, что Реджина может, это лежать в кровати.

Реджина не заметила, как за окном рассвело. Когда будильник, как обычно, зазвенел в 6:30, она выключила его и на автопилоте выбралась из постели. Мысленно брюнетка уже записывалась в армию, чтоб отыскать этого ублюдка-генерала и перерезать ему глотку, пока спит.

Генри отвлек её от подобных мыслей, в красках расписывая, что ему снилось сегодня. Реджина улыбнулась, слушая, как сын увлеченно болтает о супергероях, горящих домах, падающих в обморок девицах и коварных злодеях, которыми его живое воображение наполнило детские сны. Она поцеловала Генри в макушку и поставила перед ним тарелку с блинчиками, щедро и без всякого повода посыпанными шоколадной стружкой.