Тут вынужден объясниться насчет этой самой души СПб. Как-то неловко говорить про такое публично, но я жизни своей не понимаю без этого города, и если, скажем, решат-таки (как грозились) вырыть под Дворцовой площадью еще одну яму - торгово-развлекательный комплекс - первый прикую себя к Александровской колонне в знак протеста. (Впрочем, пусть прежде докажут, что без такого комплекса хоть кому-нибудь на Невском негде покупать и развлекаться.) Но - в свое время петербургские душелюбы не дали построить подземный выход станции "Адмиралтейская", потому что он-де угрожал исторической застройке, в которой душа и угнездилась. И теперь метро захлебывается от людей, и разрешения этой муки не видать, и, главное, скапливающаяся в замкнутом подземном пространстве энергия раздражения, ненависти, злобы миллионов людей никуда ведь не девается - она уходит в информационное поле, формируя (коверкая, уродуя) именно душу Петербурга. Люди для города или город для людей - кажется, в ответе на этот вопрос количество pro и contra равно.
Куда проще решается вопрос с памятниками. У нас есть несколько шедевров мирового класса - и этого совершенно достаточно. (Кстати, хорошо бы один из них - Александра III Паоло Трубецкого - вернуть на место на Знаменской площади, взамен торчащей там сейчас гадости.) Мысль (на самом деле отмазка, маскировка совершенно других интенций) о том, что город надо украшать, должна быть признана порочной и преступной. Не надо! Он и без вас красивый. Гордыню и так есть куда избыть. Например, знакомый реставратор рассказывал, как его наняли позолотить надгробный памятник павшему авторитету: из постамента торчал огромный кулак, на нем сидел сокол, а вокруг - колючая проволока. Теперь все это еще и золотое - чем плохо? Место, с одной стороны, интимное, а с другой - густонаселенное, и monumentum особенно эффектно выглядит на фоне соседних.
А можно и не трудиться смирять гордыню - она у каждого из нас периодически смиряется сама собой. Смести с человека паутину человеческого ничего не стоит - к примеру, достаточно всего-то лишить его возможности отправлять естественные надобности. Будь ты хоть академик, герой, мореплаватель и плотник, но лишь за час, пока "терпишь", вся пленка культуры, вся способность к тонким рефлексивным интеллектуальным и духовным движениям начисто растворится - и ты превратишься в один страждущий сфинктер. Хорошо знаю это не только благодаря отсутствию в городе туалетов, но и по армии, где не дать человеку отлить и оправиться есть важное средство воспитания в рамках Курса молодого бойца.
Можно, конечно, поставить памятник сфинктеру как человеческому протоестеству (предполагаю, что как раз М. М. Шемякину такая тема и близка, и по плечу), однако не дальновиднее ли решить проблему общественных сортиров? Кто это сделает - войдет в историю не только наравне с чистильщиком Авгиевых конюшен, но и как гуманист, который помог людям оставаться людьми.
Впрочем, надеяться на это не приходится - возвращаясь к предыдущему письму к Вам, могу лишь повторить:
Важным людям важны вздоры.
Письмо XVI. С. Л. - Д. Ц.
3 октября 2001
Без нас веселей
Все-то мы с Вами брюзжим, нет чтобы воспарить. А с птичьего полета или хоть с Монферранова столпа, - городской пейзаж, допускаю, очень обнадеживает. Вот я пишу к Вам, а в это время по радио заграничный петербургский прозаик хвалит наше руководство: вижу, - говорит, - что город сильно приводят в порядок. Буквально так и говорит, потому что наблюдательный человек и мастер взвешенного слова.
Я тоже, преодолевая что ни день полосу препятствий, постоянно обновляемую гениями здешних мест, пытаюсь одновременно как бы и прочитать ее, найти утешительный смысл. И нахожу иногда. Но какой-то странный.
Вот, скажем, по Невскому от Фонтанки до Мойки на месте тротуаров проложены овраги. Среди груд развороченного грунта виднеется там и сям практично обутый человек с лопатой или без, обычно - в позе покоящегося трудолюбца.
Много недель изучаю диспозицию в подробностях - троллейбусы теперь неторопливы, - и наконец до меня доходит: это - живая картина, театральная постановка; редкие мужчины в заляпанных сапогах старательнейшим образом исполняют порученную им работу: они годят. (Годить - напоминаю по словарю Даля - медлить, мешкать, ждать, выжидать). Даже не исключаю, что многие окончили актерский факультет, - до того талантливо каждый жест замедлен.
Важно, чтобы никто из посторонних ни на мгновение не усомнился: здесь будет город-сад, рано или поздно. А что ни в коем случае не рано - это посторонних не касается, исключительно касается нас, а мы потерпим.
Конечно, шведские военнопленные за лето пробили бы, глядишь, новый проспект (а по бокам-то все косточки шведские), - но сейчас не восемнадцатый век, и к тому же лопат на войсковую часть не напасешься. Главное же - не к спеху.
Вы-то, я думаю, давно проникли в стратегию этих симпатичных манекенов: чего им велено дожидаться лето напролет? Конечно же, осени. А в сентябре? Разумеется, октября. А в октябре? Само собой, дождей. Проливных, естественно.