Херес лежит среди широкого холмистого поля. Здесь-то была Испания одною только битвою завоевана у готфов арабами (711 год). Тут сама победа и ее следствие необъяснимы, тем более что битва при Хересе не имела других историков, кроме арабских, которых смутные известия о ней собраны покойным Конде в его «Истории арабов в Испании»{268}. Два года спустя не оставалось уже на всем полуострове, исключая самого верхнего уголка его, гор Астурии, ни одного клочка земли, который принадлежал готфам; а с небольшим через сто лет потом самый народ утратил и свою национальную особенность, одежду, нравы, даже свои национальные воспоминания, так что в IX веке из 100 христиан едва ли один мог молиться по-латыни. Такие странные события заставляют предполагать, что готфы, после своего 300-летнего владычества в Испании, сделались до такой степени хилыми и ничтожными, что арабам почти не стоило никаких усилий разогнать их: на поле Хереса сделаны были похороны готфскому племени в Испании. Впрочем, то же самое совершилось и со всеми другими народами, нахлынувшими на Римскую империю и образовавшими из ее обломков новые государства. Эти государства до того лишены были всякой внутренней, народной силы, что все до одного разрушились при первом порыве ветра. В Африке, например, эти, некогда железные, вандалы после трех поколений так выродились, что даже изнеженные греки, под предводительством Велисария, в два года совершенно уничтожили их{269}. В Италии остроготфы исчезли перед лангобардами, а потом и само Лангобардское государство разрушилось при первом напоре карловингов{270}. Саксонская Англия досталась в добычу ватаге датских морских разбойников, и потом, после одной только битвы, — норманнам{271}. А какое жалкое существование влачит Франция в продолжение целых столетий! Арабы владеют ее нынешним Провансом, норманны завоевывают ее лучшие северные провинции…{272} Все эти народы, недавно еще так могущественно разгромившие всемирное владычество римлян, словно отравлены были согнившею цивилизациею побежденных. Приняв ее в свою варварскую, девственную народность, они вдруг ослабли, разложились. Племя, происшедшее от совокупления их с римлянами, не в состоянии было поддержать дела своих отцов; ему недоставало чувства патриотизма, национального сознания. Так и жители Пиренейского полуострова в VIII веке не были уже римлянами; вместе с тем они перестали быть и готфами, а кастильцами еще не сделались. Только после долгой работы веков из римских и германских племен сложились новые национальности, и только тогда вступила крепкая жизнь в их организм. Арабское владычество в Испании пало не оттого, что пренебрегло горстью готфских беглецов, засевших в Астурийских горах, а потому, что эти астурийцы образовали зерно будущей кастильской нации. Завоевание Испании у арабов совершилось медленно потому, что оно шло вместе с образованием новой кастильской национальности.
Нападение арабов на Испанию связано в старых испанских романсах с событием, исполненным большого драматизма. Готфский король Родриг влюбился в Каву, дочь графа Хулиана (Julian), одного из своих вельмож, владевшего в Тарифе (прямо против берегов Африки). Напрасно уклонялась Кава…
Родриг, овладев ею, возненавидел ее и бросил. Граф Хулиан в жажде отмщения Родригу призвал арабов на Испанию.
«Я выбрал бы, — восклицает старый граф, — богу то известно, я выбрал бы, если бы я мог выбирать, другое мщение, не столь ужасное и кровавое; но никакое другое мщение мне невозможно. Пусть же либиец (африканец) вторгнется чрез Тарифу, пусть опустошит все и умерщвляет даже в моей области и землях моих; жребий брошен: что мне до того — гибелен он мне или нет! Кость катится по столу — никто не помешает катиться ей.
«И вот уже в Сеуте дон Хулиан, в Сеуте, доброназванной; хочет он в те стороны отправить послание; старый мавр писал его, граф диктовал, и когда кончил мавр писать, граф убил его. То послание горя, горя для всей Испании: то письмо к маврскому царю, в котором граф заклинал его, что если даст он ему все, что нужно, — Хулиан дает ему за это Испанию… Испания, Испания, горе тебе! Так в мире величаемая, лучшая из стран, лучшая и самая любезная, где родится тонкое золото…», и проч.