Однако суждение, вырванное из контекста, никогда не может объяснить систему и метод автора в целом. Мякотин в полемике со Струве пытался сформулировать именно общие принципы Боткина, утверждая, что «политические и экономические порядки, мифология и искусство являются» для него «одинаково порождениями национального характера»[190]. Но и это определение односторонне. Национальный характер, вообще национальность для Боткина — не первопричина; он понимал (и это не было уже новостью в середине XIX века!), что национальность создается и развивается исторически. Первопричин общественно-политических фактов Боткин просто не знает, чем и объясняются его откровенные заявления о«необъяснимости» некоторых исторических событий (письмо IV) и даже всего современного состояния Испании (письмо II) или его скептические сентенции по поводу истории, которая «не знает никакого другого права, кроме силы и хитрости», и по поводу сомнительного прогресса человечества (письмо II). Если же Боткин и заводит речь о факторах, движущих историю, то ими оказываются идеи. «Три века правительственного безумства» в Испании объясняются оторванностью знати от «идей современной себе цивилизации»; зато влияние философии энциклопедистов повлекло за собой изменения в жизни страны[191] (впрочем, с другой стороны автор отмечает, что одиночки-просветители оказывались совершенно бессильными перед лицом инквизиции). Равнодушие испанского народа к политическим переворотам наверху, к конституциям и т. п. объясняется в разных местах книги разными причинами: то бесчеловечным угнетением, то отсутствием в народе передовых идей. Последним же обусловливается отсутствие революционных настроений в массах (письмо I), в то время как в другом месте речь идет о материальном довольстве народа (письмо II); это не помешало автору в третьем месте говорить, наоборот, о бедности испанцев и их участии в революционной борьбе: «Народу, привыкшему ко всякого рода лишениям, без промышленности, без торговли, нечего было терять в этих волнениях» (письмо III). Затем относительный классовый мир в Испании объясняется отличием ее истории от исторического пути Франции и Англии: там сословная вражда происходит якобы от племенной ненависти покоренных к завоевателям[192], в Испании же дворянство не было пришлым племенем. Таким образом, общий эклектизм Боткина оказался, особенно заметным применительно к истории: ему никак не удавалось здесь свести концы с концами. Во всяком случае заманчивая формула «понятия, идеи совершенно обусловливаются общественностию, в которой поставлен человек» на деле оказывается лишь смутной догадкой, не повлиявшей на методологию автора в целом.