Намедни был маскарад у госпожи Мортон, где был и я. Я не люблю засиживаться долго за полночь и потому пробыл недолго. Вечер был очень люден и оживлен, танцевали польку и мазурку.
К одному из лучших зрелищ этих процессий я отношу праздник богини Кали, богини смерти и разрушения. Ее представляла женщина, выкрашенная в синюю, почти черную краску, с распущенными волосами и стоящая на носилках; она топтала ногами мужчину, выкрашенного в белое и розовое, которого голова была спрятана между тряпьем, замаранным красной краской, так что все это было похоже на человека, которому бы отрубили голову.
В одной руке она держала за волосы картонную голову; другой махала мечом и опускала его над умершим. Рот ее был в красных пятнах. Был еще маленький ребенок, желтый: он сидел на носилках, поджав ноги, и представлял старичка, что-то вроде брамина, плешивого и с бородой совершенно белой. Вечером при свете факелов показывались, между прочим, войны великанов, картонных уродов, вышиной с дом, из-под которых видна была беготня маленьких ножек. Эти ночные сцены происходили по соседству загородного дома раджи бенаресского, ибо есть еще и по сие время бенаресский раджа, толстый, черный юноша, улыбающийся, жующий бетель и разъезжающий на слоне. Я сам разъезжал на слоне среди толпы зрителей и действовавших лиц. Но уже в городе, увлеченный потоком одной из этих процессий, — на которые бросают массы цветов со всех крыш, окон и балконов, ломящихся под бесчисленною толпою, — в городе я нечувствительно вмешался в процессию с моей белой шляпой и, только услышав смех зрителей, а наконец, целого Бенареса, заметил мое положение: можно было подумать, что мне хотелось играть роль в этой сцене.
В Аллахабаде отправлялся я в один сад смотреть несколько больших мавританских зданий, надгробных памятников Великого Могола Джахангира[143], его супруги, дочери и других. Я снял с них рисунки. В силу обшей привычки у меня за неимением другого экипажа были наняты поденные носильщики, всего 6 человек, которым я платил не более 3 франков: это цена для иностранцев; туземцы платят еще дешевле. Носильщики очень услужливы, знают местность и хорошо понимают не знающих их языка. Они же привели или принесли меня в одно подземелье. В Аллахабаде спускаешься с факелом в черный лабиринт и находишь направо и налево бездну каменных лингамов и статуй полулюдей, полуслонов. Эти лингамы вымазаны маслом, украшены цветами и усыпаны мукой или хлебным зерном. Каков же был мой ужас, когда при мрачном свете факела я увидел, что по лингамам ползают огромные кокроаки (особый род тараканов), привлеченные сюда маслом и жиром!
Из Аллахабада в Агру переезд мой устроен и заплачен наперед, по обычаю страны. Ночью я еду в паланкине, днем останавливаюсь, чтобы избежать солнечного жара; но эта предосторожность почти уже не нужна, потому что с каждым днем становится все холоднее, и я отложу ее вскоре вовсе, почему и буду продвигаться поспешнее.