Письма, несущие смерть

Слишком о многом мне надо было подумать. Мой мозг был перегружен. Хотелось позвонить Стэну, однако сегодняшние события, пожалуй, лишь усилят его паранойю. Даже если мой телефон не прослушивается в общепринятом смысле, кто-то —

или что-то

— может подслушивать.

Я решил не ложиться спать, попытаться распутать эту таинственную историю и разгадать иную реальность Писателей Писем, но, размышляя о том, о чем я должен подумать, я заснул на диване и крепко проспал до самого утра.

На работу я приехал в обычное время, делая вид, что все нормально, ничего особенного не происходит, но внутренности завязывались узлами, желудок горел от избытка кислоты. Вирджиния ждала меня в моем кабинете. Она нервничала и не выспалась, то есть выглядела так, как я себя чувствовал. Когда я вошел, она встала.

— Нам необходимо поговорить.

— Здесь безопасно? — удивился я, оглядываясь.

— Нет. У вас дома. Вечером. Я приду одна.

Она не пришла.

Вернувшись домой, я ждал ее, не ложился до начала второго и в конце концов заснул, уморенный своим бдением. Я надеялся, что дверной звонок или стук меня разбудят, надеялся, что Вирджиния позвонит или пришлет письмо, но проснулся я очень поздно, в десятом часу, и не обнаружил никаких признаков ее попыток связаться со мной.

Должно быть, что-то с ней случилось, подумал я и отправился на работу. Сначала я заглянул к Генри узнать, нет ли каких новостей; во время ленча держал ушки на макушке, надеясь услышать какие-нибудь слухи, однако, если что-то необычное и произошло, никто ничего не знал.

Стэн остался в своем кабинете, поэтому я обедал один. В дальнем конце кафетерия я заметил Элен и Фишера. Они помахали мне, я кивнул в ответ, но ни они, ни я не попытались сесть вместе. Насколько хорошо я их знаю? Они вполне могут оказаться шпионами.

Любой был потенциальным врагом. Стены имели глаза и уши.

После ленча я сидел за своим письменным столом, заставляя себя не работать. День длился бесконечно.

Я уже собирался ехать домой, когда заглянул Генри и попросил меня перед отъездом заглянуть к нему в кабинет. Мое беспокойство за день не ослабло. Я нервничал не меньше обычного, беспокоясь о Вирджинии, но сказал Генри, что зайду, и через несколько минут уже стучался в дверь из матового стекла.

— Войдите! — крикнул он.

В кабинете кроме Генри оказался мой знакомый чиновник.

Я взглянул на Генри так, словно обвинял его в предательстве, хотя понимал, что он не виноват. Он отвел глаза.

— Здравствуйте, мистер Хэнфорд, — бодро начал чиновник. — Надеюсь, вы продуктивно сегодня потрудились.

Я выбрал уклончивый ответ:

— Не могу пожаловаться.

— Вы счастливы здесь?

— Почему вы спрашиваете?

— Поговаривают о вашем переводе на десятый этаж. Мы полагаем, что вас недооценили.

— А вы оценили?

— Да. Кроме того, открылась пара вакансий.

— Я не люблю офисные клетушки. Мне больше нравится мой кабинет.

— Мы можем это устроить.

Пародия на разговор продолжалась слишком долго. Я устал еще в самом начале, но сбежать не мог, и приходилось подыгрывать. Беседа велась по кругу, мы возвращались к началу, не находили никаких решений, повторяли одно и то же, не выдавая никакой информации. Все это казалось пустой тратой времени, но в конце концов мне разрешили уйти. На улице стемнело, парковка опустела.

Я поехал домой.

Я нашел Вирджинию Вулф в своей ванне; чтобы она не всплыла, к ее телу привязали камни.

Эрнест Хемингуэй сидел на кухне с дробовиком в руках. Его мозги разлетелись по всему помещению.

Я запаниковал и выбежал из дома. Стал стучаться к соседям, стал звать на помощь. Никто не отозвался. Лишь мерцал холодный свет и приглушенно бормотал телевизор. Где все? Я выскочил на середину улицы, задрал голову и завопил во всю мочь своих легких.

Я изливал свой гнев и страх в холодную пустоту. Никто не услышал моих криков. Не завизжали полицейские сирены, не собралась толпа соседей, только слышалось бормотание телевизоров. Приступ кашля прервал мои вопли. Я оглянулся на свой дом, на распахнутую дверь. Мысленным взором я увидел кровь Хемингуэя, безжизненные глаза Вирджинии… но я должен был вернуться туда и позвонить кому-то, кто позаботится о телах.

А что с Джеймсом Болдуином? На свободе ли он? Мечется ли по городу? Или лежит мертвый где-то в моем доме?

Фасад дома вдруг показался мне страшной мордой, распахнутая дверь — зевающей пастью, два фонаря над крыльцом — безумными глазами. Я не хотел возвращаться. Я боялся возвращаться. Однако выбора у меня не было: вернувшись домой, я по привычке бросил ключи от машины на журнальный столик. Если я решу связаться со Стэном или полицией, придется войти в дом и забрать ключи. Идти пешком по искусственному городу мне точно не хотелось.

Горло саднило, дыхание прерывалось, сердце молотом колотилось о ребра, но я взял себя в руки и, с трудом переставляя ноги, добрался до парадной двери. В гостиной трупов не было. Я подошел к телефону и пролистал стопку карточек, служившую мне записной книжкой.

И позвонил Генри.