Письма на волю

Я больше так не могу. Я должна вернуться. Я буду полезной. У меня большой опыт работы, я знаю белорусский, польский, еврейский и немецкий языки, я готова выполнять любую работу на фронте или в тылу у врага, я ничего не боюсь. В душе кипит столько ненависти, столько жажды борьбы, столько любви и желания отдать всю себя, что я готова идти одна на целые полчища фашистских сволочей. Да ведь все это понятно. Дела на фронте таковы, что скоро снова будут вестись бои на Могилевском, Гомельском и Минском направлениях. Будут нужны работники, люди. Так не забудьте же обо мне. Сынок мой подрос немножко, и скоро я смогу его оставить с сестрой и бабушкой.

Я жду Вашего вызова. Жду с горячим нетерпением и убедительно прошу поручить кому-нибудь ответить хоть несколькими словами на мое письмо.

Не поступили ли в ЦК какие-нибудь сведения о моем муже — Корнилове Сергее Гавриловиче? Он работал зав. военным отделом Пинского горкома. С тех пор как 4 июля был тяжело ранен в бою под Пинском, я ничего о нем не знаю, но не хочу думать, что он погиб.

Итак, до скорого, надеюсь, свидания, когда я буду получать от Вас боевой приказ. Мой адрес: Пермская область, Сивинский район, село Усть-Буб, колхоз «12 лет Октября».

С горячим приветом, Вера Хоружая.

Извините, что так неряшливо написала. У нас нет керосина, темно.

Москва, 23 февраля 1942 г.

Товарищам Ю. И. и С. О. Ошеровичам.

…Прежде всего не могу вдоволь нарадоваться, что вы оба вообще живы и существуете здесь, на свободной земле. Написала я это, и сердце облилось кровью. Да. Только здесь свободная земля, а наша Беларусь…

Друзья мои дорогие… Мне много раз приходилось уезжать из Беларуси и жить подолгу вдали от нее. Но всегда мое сердце было согрето мыслью о ней, о ее росте, о ее расцвете, нашей красоте и силе.

А теперь сердце разрывается на куски, нет меры мучительной боли. Ну, да ладно, что там рассказывать! Сами знаете, сами чувствуете то же самое. Не хочу больше об этом говорить…

О себе сейчас не хочется рассказывать. Слишком много для письма. Аня с бабушкой и с маленьким Сереженькой живут в колхозе в Пермской области. А большого Сергея[82] нет и, вероятно, уже никогда не будет. Да, Юленька, да, друзья мои! Теперь мне очень часто приходят на память слова Долорес Ибаррури: лучше быть вдовою героя, чем женою труса. Сергей погиб, как герой. Но есть еще маленькая-маленькая искорка надежды. Вспомните его и поймете, что такому погибнуть нелегко. Вася[83] — в армии, но работает в совхозе — обстреливает Гитлера картошкой, как он говорит. Надя с двумя своими малышами вместе с моими в колхозе, Люба [84] с Кимочкой — в Джамбуле, а Юлик пропал без вести, не будучи еще даже мобилизованным. Я пока работаю в ЦК КП (б) Б, но это, можно сказать, проездом, скоро уеду. Вот вам самое главное обо мне и моих.

Москва, 21 марта 1942 г.

Товарищу Н. С. Орехво.

Здравствуй, мой друг дорогой!

Ничего не знала о тебе с начала войны, беспокоилась, спрашивала и вот сегодня, просматривая списки товарищей, бывших активистов КПЗБ, увидела твою фамилию. Как же я обрадовалась! Как хорошо, что ты жив и цел. А где твоя маленькая дочка? Уцелела ли она, с тобой ли она?

Напиши, дружище, скорей, с нетерпением жду твоего письма. Но прошу тебя написать не только о себе, но и о других людях из Белоруссии, особенно из Западной Белоруссии. Понимаешь ведь, что нам очень важно не растерять своих людей, рассыпанных по всему Союзу, разузнать о них, установить с ними связь, чтоб в нужную минуту иметь возможность их найти без промедлений.

А минута эта с каждым днем приближается, скоро, скоро мы снова будем на нашей родной Белоруссии.

Так вот, помоги, пожалуйста, в этом деле: напиши мне сейчас же, о ком из наших людей ты имеешь сведения, и сообщи их адреса. Благодарить тебя, я думаю, не надо, сам понимаешь, как это важно для ЦК Белоруссии и для них самих. Еще раз прошу тебя написать поскорее. Когда ответишь, напишу о себе.

Ну, будь здоров и весел, крепко жму твою руку.

Вера.

Москва, 7 апреля 1942 г.

Товарищу С. М. Файланду.

Здравствуй, Сергей!

Ты меня уже, может быть, и забыл, а я тебя помню и не только помню, но и храню в душе теплое хорошее чувство к тебе — старому другу.

Как же ты живешь? Почему не в армии? Или по-прежнему болеешь? Для такой войны, брат, надо было немедленно выздороветь. Но, я надеюсь, что и в Москве — ты на фронте. Никак не могу себе представить тебя где-то в стороне от фронта, от того, что в данную минуту самое главное.

Очень бы хотелось тебя увидеть, поговорить. Но у меня очень мало времени. На днях уезжаю. На старые знакомые места, Сережка. Порадуйся вместе со мной.