Весь вечер Каллингворт только и говорил, что о своем удивительном изобретении. Возможно, в нем ничего и нет – скорее всего, это так, – однако, оно иллюстрирует многогранную натуру этого человека. Он ни слова не сказал о своем феноменальном успехе, о чем мне очень хотелось услышать, а также ни слова о нашем с ним сотрудничестве, но думал и распространялся о своем военно-морском изобретении. Через неделю он, возможно, забросит его и погрузится в некий план объединения евреев и переселения их на Мадагаскар. Однако из сказанного им и увиденного своими глазами я понял, что он каким-то необъяснимым образом добился колоссального успеха, и завтра я тебе все об этом сообщу. Что бы ни случилось, я рад, что приехал, поскольку тут наверняка будет интересно. Считай это окончанием не письма, а его части. Полный отчет я напишу завтра, самое позднее – в четверг. До свидания, и передай привет Лоуренсу, если увидишь его. Как твой друг из Йеля?
Письмо седьмое
Вот видишь, я держу свое слово, Берти, и вот мой полный отчет о странном отрезке реальной жизни, который, полагаю, не увидит никто, кроме тебя. Я также написал Хортону и маме, но с ними, в отличие от тебя, я в подробности не вдавался. Ты продолжаешь заверять меня, что тебе это нравится, так что, если найдешь, что мои рассказы тебя утомляют, вини самого себя.
Когда я утром проснулся и оглядел голые стены и умывальник на ящике, я с трудом сообразил, где нахожусь. Однако в комнату ворвался Каллингворт в халате и быстро поднял меня с постели, вцепившись в спинку кровати и сделав кувырок через голову, в результате чего его пятки со стуком грохнулись на подушку. Он был в прекрасном настроении и, присев на кровати, изложил свои планы, пока я одевался.
– Скажу тебе, что я думаю сделать в самую первую очередь, – проговорил он. – Хочу обзавестись собственной газетой. Мы с тобой учредим еженедельную газету и заставим всех ее читать. У нас будет свой печатный орган, как у каждого французского политика. Если кто-то перейдет нам дорогу, мы заставим их пожалеть, что на свет родились. Что скажешь, приятель, а? Сделаем такую умную газету, что читать ее станут все, и такую едкую, чтобы аж мозоли на пальцах появлялись. Как думаешь, получится у нас?
– А какая у нее будет политика? – спросил я.
– Ой, к черту политику! Острая как перчик – вот как я представляю газету. Назовем ее «Скорпион». Будем жалить мэра и городской совет, пока они не соберутся на заседание и не решат повеситься. Я стану писать хлесткие статьи, а ты возьмешь на себя прозу и поэзию. Я тут ночью думал на эту тему, а Гетти написала Мердоку касательно типографских расходов. Возможно, первый номер выпустим уже на этой неделе.
– Дорогой мой! – ахнул я.
– Хочу, чтобы сегодня утром ты взялся писать роман. Поначалу больных у тебя будет немного, так что выкроишь массу времени.
– Но я в жизни ни строчки не написал.
– Гармонично развитый человек может сделать все, за что возьмется. У него есть все необходимые качества, а для их развития нужно лишь желание.
– А ты сам мог бы написать роман? – спросил я.
– Конечно, смог бы. Да такой роман, Монро, что, прочтя первую главу, люди бы стонали от нетерпения в ожидании второй. У моих дверей бы толпились, желая знать, что будет дальше. Черт подери, пойду и начну сейчас же!
И, сделав еще один кувырок, он вылетел из комнаты в халате с развевавшимися полами.