– Если это не расстроит ваши планы или не помешает чему-то задуманному. – Чарльз притормозил и выпустил из рук руль, так что огромный тандем покатился, как ему вздумается, виляя из стороны в сторону. – Я прекрасно знаю, что не отличаюсь большим умом или сообразительностью, однако сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать вас счастливой. Как вы думаете, смогу ли я через некоторое время вам понравиться?
Ида испуганно вскрикнула.
– Вы мне не понравитесь, если впечатаете меня в кирпичную стену, – воскликнула она, когда тандем со скрипом накренился к краю тротуара. – Рулите как следует.
– Да, конечно. Но скажите, Ида, поедете ли вы со мной?
– Ой, не знаю! Как-то все слишком нелепо! Как можно обсуждать подобные вещи, если я вас не вижу? Вы говорите мне в затылок, а мне приходится поворачивать голову, чтобы вам ответить.
– Знаю, оттого-то и написал, что «вам предлагается сидеть впереди». Думал, что так будет легче. Но если вам угодно, я остановлю тандем, чтобы вы могли повернуться ко мне лицом, после чего продолжим разговор.
– Боже праведный! – воскликнула Ида. – Вы только представьте, как мы будем сидеть лицом к лицу на стоящем посреди дороги велосипеде, а люди будут глядеть на нас из окон!
– Да, смешно будет, верно? Ну, тогда, может, мы слезем и станем толкать тандем вперед?
– Ой, нет, сейчас гораздо лучше.
– Или я понесу велосипед.
Ида расхохоталась.
– Куда уж нелепее.
– Тогда поедем потихоньку, я буду следить за дорогой. Не стану говорить, если вы этого не хотите. Но я и вправду очень вас люблю, и вы осчастливите меня, если поедете со мной в Техас. Думаю, что через какое-то время я смогу сделать вас счастливой.
– А как же ваша тетушка?
– О, ей это очень понравится. Я понимаю, что вашему отцу может прийтись не по душе расставание с вами. Уверен, что и мне тоже, будь я на его месте. Однако, в конечном итоге, теперь до Америки не очень далеко, и жизнь там не такая дикая. Возьмем с собой рояль и… и… томик Браунинга. А Денвер с Кларой приедут к нам погостить. Мы составим прекрасный семейный союз, будет очень весело.
Ида сидела и слушала нескладные слова и неуклюжие фразы, но в сбивчивой речи Чарльза Уэстмакотта чувствовалось нечто куда более трогательное, чем в признании самого красноречивого воздыхателя. Он умолкал, запинался, переводил дух, подбирая слова, и смущенным голосом признавался ей в своих самых заветных надеждах. Если она еще и не любила его, то чувствовала жалость и сострадание, что очень близко к любви. Удивительно было то, что она, такая слабая и хрупкая, смогла потрясти душу этого силача, и вся его дальнейшая жизнь зависела от ее решения. Ее левая рука лежала на боковой подушечке. Чарльз подался вперед и нежно прикрыл ее своей ладонью. Ида не попыталась убрать руку.
– Можно ее держать, – спросил он, – до конца жизни?
– Ой, лучше рулите как следует, – ответила Ида, с улыбкой повернувшись к нему, – и сегодня больше об этом не говорите. Прошу вас!
– Когда же я узнаю ответ?
– Нынче вечером, завтра, не знаю. Мне надо у Клары спросить. Поговорим лучше о чем-нибудь другом.
И они сменили тему, но левая ладошка Иды по-прежнему лежала в руке Чарльза, и он, не спрашивая больше, знал, что все хорошо.
Глава 8. Тень в ясный день
Устроенное миссис Уэстмакотт большое собрание, посвященное равноправию женщин, прошло с огромным успехом. Туда съехались все девушки и замужние дамы из южных пригородов, собрался представительный президиум под председательствованием доктора Бальтазара Уокера, а самым видным сторонником реформ стал адмирал Хэй-Денвер. Какой-то застигнутый темнотой мужчина вошел с улицы и выкрикнул что-то насмешливое из дальнего конца зала, после чего председатель призвал его к порядку. Незнакомец буквально окаменел под негодующими взглядами еще не эмансипированных женщин и, наконец, был выведен Чарльзом Уэстмакоттом. Приняв радикальные резолюции, которые впоследствии решено было направить ведущим государственным деятелям, собравшиеся разошлись с твердым убеждением, что ретроградам, препятствующим борьбе за равноправие женщин, нанесен сильный удар.
Однако среди присутствовавших в зале была, по крайней мере, одна женщина, которой собрание и все с ним связанное принесло лишь тревогу. Клара Уокер с тяжелым сердцем наблюдала за развитием дружбы и возникновением взаимной симпатии между своим отцом и вдовой. Они крепли день ото дня до тех пор, пока встречи не стали ежедневными. Предстоящее собрание являлось предлогом для их постоянного общения, но вот оно прошло, а доктор все так же советовался с соседкой по любому поводу. Еще он говорил с дочерями о том, какой у миссис Уэстмакотт сильный характер, какой у нее решительный склад ума, как необходимо поддерживать с ней знакомство и следовать ее примеру, пока, наконец, это не стало его основной темой для разговора.