Письма М.А. Алданова к И.А. и В.Н. Буниным

9 октября 1950 Алданов пишет: — "...Не отвечал Вам, так как хотел сначала прочесть "Воспоминания". Я почти всё читал в газете, и всё же впечатление чрезвычайно сильное. Книга бесстрашная — и страшная. Написана она с огромной силой. Люди, ругающие ее, лучше сделали бы, если бы точно указали, что в ней неправда! Я же могу только поставить Вам вопрос: нужно ли говорить всю правду? ... В связи с Вашей книгой хотел бы сказать Вам следующее. Я на днях послал "Новому Р. Слову" отрывок о смерти Бальзака (из моей еще не появившейся повести. Это повесть о смерти). И вот там есть страница о великих писателях вообще. Кажется, ничто мне никогда не давалось так тяжело, как эта страница: я два раза вырезывал ее из рукописи и два раз вклеивал опять! Там вопрос: есть ли великие писатели, не служившие никакой идее? простите пошлые слова, — я огрубляю. Вы понимаете, что я говорю не о том, что писателю" надо быть меньшевиком или народником! Но я пришел к выводу, что Бальзак был единственным большим писателем, никакой идее не служившим. Проверял себя и проверяю. В русской литературе, конечно, Толстой, Достоевский, Гоголь, Тургенев "служили" (самому неловко писать это слово, но Вы меня поймете не в опошляющем смысле). Однако служил ли Пушкин? Служил ли Чехов и Вы? Я ответил себе утвердительно: да служили. Чему именно? Какой идее? Если б такие слова не были невозможны и просто непроизносимы, я ответил бы, что и Пушкин, и Чехов, и Вы служили "добру и красоте". Вязнут слова, но по-моему это так. И с этой точки зрения я рассматриваю и Ваши "Воспоминания". Они жестоки, но и "Что такое искусство" было тоже очень жестоко, — у Толстого это сглаживалось тем, что писал он преимущественно об иностранцах".

Зная начитанность Алданова, Вера Николаевна иногда справлялась о его мнении об иностранных авторах. Так 14 ноября 1950 Алданов ей отвечает: — "...Вы спрашиваете, милая Вера Николаевна, о Фаулкнере и Ресселе, получивших нобелевскую премию. Оба очень талантливые люди. Первый (беллетрист), быть может, самый мрачный писатель в современной мировой литературе. Граф Рессель ... — замечательный философ. У меня в Нью-Йорке есть почти все его книги, — я покупал и изучал. ..."

Видимо, Бунин писал что-то Алданову о своих взглядах на поэзию, т. к. 19 марта 1952 года Алданов пишет: — "...Он{54} в восторге от Ваших стихов ... Что-же делать, они все уверены, от Ремизова до Терапиано, что самое высокое и важное в литературе было это самое: Блок, Ремизов, Брюсов, петербургские "башни", московские салоны, "акмеизмы", "символизмы" и разные "откровения" вроде тех, о которых серьезно и очень подробно рассказывал талантливый и ненормальный Белый. (Его воспоминания много интереснее и его романов, и его стихов). Всё же мне кажется, что после Ваших воспоминаний уже не совсем так, как недавно, пишут, по крайней мере, о "Двенадцати" и "Скифах". Я же эти два шедевра всегда считал отвратительными и написал это о "Двенадцати" очень кратко в моей конфискованной книге "Армагеддон" (очень плохой) еще при жизни Блока..."

Письма вдове Бунина, Вере Николаевне

Печальный период подведения итогов — болеет Алданов, стареет Вера Николаевна. Из переписки почти совсем исчезают литературные и отвлеченные темы.

Еще при жизни Ивана Алексеевича поднялся вопрос об его архиве. Алданов усиленно уговаривал Бунина продать архив в Колумбийский университет, но Бунин отказался. Дальнейшая судьба Бунинского архива, как и находившихся в нем писем самого Алданова, является темой нескольких писем — особенно двух последних писем Алданова, написанных незадолго до его смерти.

7 декабря 1953 Алданов пишет: — "...Всё это время перечитываю книги Ивана Алексеевича, а также его (и Ваши) письма ко мне. Обычно после этого иду к буфету и выпиваю для некоторого успокоения большой глоток коньяку. У меня есть письма только с 1940 года, всё старое досталось немцам. Да и между 1942 и 1945 г.г. письма ведь не доходили. Иван Алексеевич писал пером, без копий. Значит, его писем ко мне за двадцать лет с начала эмиграции до войны больше нигде нет. Это огромная потеря. Не знаю, сохраняли ли Вы мои письма..."

15 февраля 1954 Алданов возобновляет вопрос об архиве — видимо, этот вопрос его серьезно волновал. Свой архив он передал Колумбийскому университету. Для Веры Николаевны же представилась непредвиденная возможность исполнить желание покойного Бунина, чтобы его архив, рано или поздно, но хранился в России. Советские литературоведы засыпали Веру Николаевну письмами. Заинтересовались они и рукописями. Вера Николаевна стала понемногу передавать архивные материалы в Россию.

Естественно, что Алданова в особенности интересовал вопрос о судьбе написанных им Бунину писем. Но Вера Николаевна писем Алданова в Россию и не собиралась отсылать, она еще раньше наводила справки о возможности передачи Алдановских писем в Эдинбургский университет.